Читать книгу "О, я от призраков больна - Алан Брэдли"

— Под «честерфильдом», — сказала она.

Я встала на колени и залезла под цветочные оборки.

Ага! Когда я вынула руку, она сжимала издание «Кто есть кто» 1946 года.

Я отнесла книгу в угол и открыла ее на коленях.

Буква «Л» начиналась только почти через шестьсот страниц, в середине тома: ла Браш, Ладброк, Ламарш, Ламбтон… Да, вот оно: Лампман Лоренцо Анженье, р. 1866, ж. Филлида Гроум, 1909, ед. д. Филлида Вероника, р. 1910, ед. с. Вольдемар Энтон, р. 1911.

Я быстро расшифровала систему аббревиатур: р. — значит родился, ж. — женился, с. и д. — соответственно, сын и дочь.

Там было много больше. Много информации об образовании Лоренцо Лампмана (Бишоп-Лод), его военной службе (королевские уэльсские стрелки), клубах («Будлс», «Каррингтонс», «Гаррик», «Уайтс», «Ксенофоб») и его наградах (Крест за выдающиеся заслуги, Воинская медаль). Он опубликовал мемуары «С поклоном и ружьем в Калахари» и умер, утонув вместе с «Титаником» в 1912 году, ровно через год после рождения сына Вольдемара Энтона.

Юный Вольдемар мог быть только Вэлом Лампманом, что означало, что этому коротышке, несмотря на его наружность лепрекона, было не больше тридцати девяти лет.

Он и Филлис Уиверн — брат и сестра, и ей сорок, а не пятьдесят девять!

Я подумала, что в ее возрасте есть что-то подозрительное.

Я быстро перелистала книгу до конца — до буквы «У», хотя Даффи предупредила меня, что «Кто есть кто» не интересуется актерами.

Из Уивернов здесь был упомянут только сэр Перегрин, последний в своем роду, погибший на дуэли со своим шляпным мастером в 1772 году.

Я быстро просмотрела несколько других томов, но они были очень похожи на этот. В высших слоях время, похоже, двигалось медленнее. Если разобраться, «Кто есть кто» — не более чем каталог одинаковых старых перечниц, год за годом ковыляющих в сторону могилы.

— Дафф, — окликнула я, озаренная внезапной идеей. — Откуда ты знала, что я спрошу про «Кто есть кто»?

Между нами повисло затянувшееся молчание.

— Pax vobiscum,[39]— произнесла она внезапно и неожиданно.

Pax vobiscum? Древний сигнал перемирия между сестрами де Люс, формула, которую обычно произносила я. Все, что требовалось, — дать правильный ответ: Et cum spiritu tuo, и ровно на пять минут по ближайшим часам кровь связывала нас, не давая поминать старое. Без исключений; никаких «и», «или», «но»; никаких скрещенных пальцев за спиной. Торжественный договор.

— Et cum spiritu tuo, — сказала я.

Даффи закрыла «Холодный дом» и выбралась из кресла. Она подошла к камину и постояла, уставившись на теплую золу и легко касаясь кончиками пальцев каминной полки.

— Я думала… — сказала она, и правила нашего договора сковали меня запретом перебивать. — Это было больно? Я думала, — продолжила она, — поскольку это Рождество, было бы мило всего лишь один раз…

— Да, Дафф?

В ее позе что-то было… что-то в том, как она себя держала. На краткий миг и не более она была отцом, а потом так же быстро снова стала Даффи. Или она на миллионную долю секунды между одним и второй превратилась в Харриет, которую я видела на столь многих старых фотографиях?

Сверхъестественно. Нет, более того — нервирующе.

Пока Даффи и я стояли, не глядя друг на друга, и до того, как она успела снова заговорить, в дверь негромко постучали. Словно стрела, вылетевшая из лука, Даффи снова бросилась в свое мягкое кресло, так что, когда через секунду дверь медленно отворилась, она уже аккуратно устроилась, по виду глубоко погруженная в «Холодный дом».

— Можно войти? — спросил инспектор Хьюитт, и его лицо появилось в двери.

— Разумеется, — ответила я бессмысленно, поскольку он уже был в комнате, а следом сразу же вошел Десмонд Дункан.

— Мистер Дункан любезно согласился помочь нам установить более точную продолжительность сцены на балконе. Итак, Флавия, кажется, ты говорила, что в библиотеке есть экземпляр избранных пьес Шекспира?

— Он был, но она его забрала, — кисло сказала Дафна, не поднимая глаз от Диккенса.

У меня в животе на миг возникло сосущее чувство, отчасти оттого, что Даффи, несмотря на мои усилия, заметила, как я утащила книгу, и отчасти оттого, что я совершенно не помнила, что я сделала с этой чертовой штукой. Со всей этой суетой вокруг Ниаллы и ее ребенка я, должно быть, сунула ее куда-то не думая.

— Пойду принесу, — сказала я, мысленно давая себе пинок. Выйти из комнаты даже на пару минут означало, что я пропущу важную часть расследования инспектора Хьюитта, каждый момент которого для меня был драгоценным.

Флавия, ну ты дурында! — подумала я.

— Не утруждайся, — сказала Даффи, выпрыгивая из кресла и направляясь к книжным полкам. — За годы мы собрали изрядное количество Шекспира. Здесь наверняка есть еще экземпляр.

Она провела указательным пальцем по корешкам книг — знакомый жест, свойственный всем любителям книг.

— Да, вот она. Однотомное издание «Ромео и Джульетты». Довольно потрепанное, но сойдет.

Она протянула его инспектору, но он отрицательно покачал головой.

— Дайте его, пожалуйста, мистеру Десмонду, — сказал он.

Ха! — подумала я. Отпечатки пальцев! Он одновременно возьмет отпечатки пальцев у Даффи и у Десмонда Дункана! Как хитро, инспектор!

Десмонд Дункан взял книгу у Даффи и пролистал ее в поисках нужной страницы.

— Довольно разборчивый шрифт, — заметил он, — и старомодная гарнитура.

Он выудил очки в роговой оправе из внутреннего кармана и театральным жестом водрузил их на свой знаменитый нос.

— Не то чтобы я не был привычен к чтению подобных текстов, — продолжил он, возвращаясь к титульной странице. — Просто не ожидаешь встретить подобную вещь в такой глухомани. На самом деле, если бы я…

Знаменитость он там или нет, я высунулась у него из-за плеча, чтобы рассмотреть книгу, пока он изучал титульный лист.

Вот что я прочитала:

ОТЛИЧНАЯ

представляемая трагедия

о Ромео и Джульетте (так сказано)

так, как ее часто (под бурные аплодисменты)

публично ставил

достопочтенный Л. Ханфдон

и его слуги

ЛОНДОН

Отпечатано Джоном Дантером

1597

Наверху страницы красными чернилами по горизонтали и черными по вертикали была нарисована монограмма: