Читать книгу "Расплетая радугу. Наука, заблуждения и потребность изумляться - Ричард Докинз"

Начать можно вот с чего. Столкнувшись с какой-либо поразительной или невероятной историей, спросите себя, нет ли у рассказчика мотивов для вранья. Есть и другие способы оценить надежность источника информации. Помню забавный ужин с одним философом, который рассказал мне, как однажды в церкви заметил коленопреклоненного священника, парившего над полом на высоте около девяти дюймов. Мой понятный скептицизм по поводу слов собеседника только усилился, когда тот поведал мне еще два случая из собственной жизни. Он перепробовал немало профессий и как-то, работая надзирателем в колонии для мальчиков-правонарушителей, обнаружил, что поголовно у всех мальчиков на пенисе было вытатуировано «Я люблю свою мамочку». История сама по себе неправдоподобная, но не невозможная. Если бы она оказалась правдой, то, в отличие от случая с летающим священником, никакие важные научные принципы не были бы поставлены под сомнение. Тем не менее это был еще один штрих к общей картине, помогавший оценить, насколько стоило вообще доверять словам моего сотрапезника. В другой раз, продолжал этот неугомонный рассказчик, он видел, как ворона зажигала спичку, прикрываясь от ветра крылом. Уже не помню, затянулась ли она в итоге сигаретой, но в любом случае три эти истории, взятые вместе, характеризуют моего собеседника как источник ненадежной, хотя и занимательной, информации. Гипотеза, что он лжец (или сумасшедший, или страдает галлюцинациями, или проводит исследование на тему легковерия оксфордских преподавателей), кажется, мягко говоря, более правдоподобной, чем альтернативная гипотеза, будто все три невероятные истории происходили в реальности.

Ему как философу должен быть известен предложенный Давидом Юмом, великим шотландским философом XVIII столетия, логический критерий, который представляется мне неоспоримым:

…Никакое свидетельство не достаточно для установления чуда, кроме такого, ложность которого была бы большим чудом, нежели тот факт, который оно стремится установить[45].

Из «Исследования о человеческом разумении» (1748 г.)

Я собираюсь подробно продемонстрировать то, что хотел сказать Юм, на примере одного из самых хорошо документированных чудес всех времен, которое случилось еще на памяти живущих и, как утверждается, на глазах у семидесяти тысяч человек. Речь идет о явлении Фатимской Богоматери. Цитату из рассказа об этом событии я взял с веб-сайта Римско-католической церкви, где отмечается, что из многих сообщений о видениях Девы Марии данное выделяется тем, что официально признается Ватиканом.

13 октября 1917 года более 70 000 человек собрались на поле Ковада-Ирия близ Фатимы, Португалия. Они пришли лицезреть чудо, предвозвещенное Пресвятой Девой трем юным провидцам: Лусии душ Сантуш и ее двоюродным сестре и брату Жасинте и Франсишку Марту… Дева Мария явилась этим трем избранным вскоре после полудня. Перед тем как исчезнуть, она указала на солнце. Люси восторженно повторила этот жест, и люди подняли глаза к небу… Испуганный вздох пронесся по толпе, так как солнце будто бы оторвалось от неба и стало падать прямо на охваченную ужасом людскую массу… В тот момент, когда уже всем казалось, что огненный шар низвергнется и уничтожит их, чудо развеялось — и солнце вернулось на свое обычное место на небосводе, сияя безмятежно, как и всегда.

Если бы чудо падающего солнца привиделось одной только Лусии — молодой девушке, которой фатимский культ обязан своим возникновением в первую очередь, — немногие восприняли бы это всерьез. Нетрудно было бы счесть это ее личной галлюцинацией или же ложью с понятными мотивами. Что тут впечатляет, так это 70 000 свидетелей. Могут ли 70 000 человек одновременно стать жертвами одной и той же галлюцинации? Могут ли 70 000 человек вступить в сговор и распространять идентичную ложь? Или, если этих тысяч свидетелей и в помине не было, мог ли тот, кто сообщил об этом событии, выдумать такое огромное сборище народу и не попасться на вранье?

Применим критерий Юма. С одной стороны, нам предлагается поверить в массовую галлюцинацию, обманчивую игру света или заговор 70 000 лжецов. Стоит признать, что это невероятно. Но, с другой стороны, это не столь невероятно, как альтернативное предположение — будто солнце действительно падало. В конце концов, солнце, стоявшее над Фатимой, не было каким-то особенным — это было то же самое солнце, которое согревало миллионы других людей на всей освещенной стороне нашей планеты. И если оно действительно начало двигаться, но видно это было только тем, кто находился в Фатиме, значит, должно было свершиться еще большее чудо: иллюзия неподвижности солнца, подстроенная для миллионов очевидцев не из Фатимы. Не говоря уже о том, что, если бы Солнце в самом деле стало перемещаться с описываемой скоростью, Солнечная система развалилась бы. У нас нет другого выхода, кроме как, следуя за Юмом, выбрать из двух альтернатив наименее сверхъестественную и заключить, что, вопреки официальному учению Ватикана, никакого фатимского чуда не было. Более того, совершенно не очевидно, что обязанность объяснять, каким образом были обмануты десятки тысяч свидетелей, лежит на нас с вами.

Юму же принадлежит аргумент о соотношении вероятностей. Если перемещаться к другому концу нашего спектра декларируемых чудес, встретятся ли нам такие предположения или заявления, которые мы вправе тут же раз и навсегда отмести? Физики сходятся во мнении, что, когда изобретатель хочет запатентовать вечный двигатель, его заявку можно смело отклонять, даже не взглянув на чертежи. Дело в том, что любой вечный двигатель нарушал бы законы термодинамики. Сэр Артур Эддингтон писал:

Если кто-то укажет вам, что ваша излюбленная теория о Вселенной находится в несогласии с уравнениями Максвелла, — что ж, тем хуже для уравнений Максвелла. Если обнаружится, что ей противоречат результаты наблюдений, — не беда, экспериментаторы иногда ошибаются. Но если ваша теория покушается на второе начало термодинамики, мне нечем вас обнадежить. Ей остается только одно: униженно сгинуть.

«Природа физического мира» (1928 г.)

Эддингтон поступает мудро, когда из кожи вон лезет, делая обескураживающие уступки в первой части своего утверждения, чтобы категоричность второй прозвучала еще убедительнее. Но если вам и это кажется чересчур самонадеянным, если вы полагаете, что он напрашивается на щелчок по носу от некой пока еще невообразимой технологии будущего, — пусть будет так. Не стану настаивать, а вернусь вместе с Юмом к своей менее категоричной точке зрения о сопоставлении вероятностей. Мошенничество, самообман, фокусы, галлюцинации, искреннее заблуждение и наглая ложь — все это складывается в настолько вероятную альтернативу, что я всегда буду скептически воспринимать те случайные наблюдения и полученные не из первых рук рассказы, которые якобы не оставляют камня на камне от всей современной науки. Современная наука, несомненно, будет ниспровергнута, но только не анекдотичными слухами и не телевизионными выступлениями, а скрупулезными исследованиями: воспроизведенными, подвергнутыми критическому анализу и воспроизведенными вновь.