Читать книгу "Нищий принц - Наталья Перфилова"

— Кто говорит то?

— Прислуга.

— Это серьезно. Лили, у тебя и с голосом что то не в порядке, повторяю, не стоит так усиленно «скорбеть».

Я только покачала головой, давая понять, что не притворяюсь. Макс встревожился не на шутку. Он махнул рукой Кларе и пошел к выходу. Не знаю, что ему наговорила экономка, но вскоре я увидела Максима, подходящего ко мне в сопровождении Цезаря Илларионовича.

— Пусть врач уйдет. — Решительно приказала я, игнорируя протесты Максима.

— В чем дело? — спросил он, наклонясь к моему уху.

— Аппендицит. У меня нет шрама. — Только и смогла выдохнуть я. По глазам я поняла, что «брат» мою мысль уловил.

— Сейчас пошлю Павла за женщиной-доктором. Если ты так хочешь. — Довольно громко произнес он, и ушел, увлекая за собой недоумевающего врача.

К нам подошла Клара, в ее руках был поднос с двумя рюмками. Она предложила нам с Еленой выпить, чтобы немного приободриться. Золовка безразлично опрокинула коньяк и снова уставилась в одну точку, мне тоже пришлось выпить, не хотелось обижать Клару.

Еще минут пятнадцать-двадцать я принимала соболезнования, потом мне показалось, что в зале потух свет, горло сжали стальные тиски совершенно не дающие дышать. Тело вдруг стало невесомым и воспарило над толпой. Все закричали, громкие звуки отдавались резкой болью где то в груди в области сердца. На мгновение мне удалось глотнуть свежего воздуха, я открыла тяжелые веки и увидела бледное лицо Максима. Он что-то торопливо говорил женщине в белом халате, но она не слушала его, прилаживая мне к руке капельницу. Мне так хотелось понять хоть слово из речи «брата», но все звуки перекрывал стук моего собственного сердца. Клара со слезами на глазах стояла у машины, держа в руках мои туфли. Макс увидел мои открытые глаза и наклонился, погладил по волосам и что то сказал. Я не могла услышать, но поняла, что он сказал: «Я люблю тебя.» Наверное, от такого огромного счастья мое сердце не выдержало, стукнуло оглушительно еще пару раз и взорвалось тысячей осколков, впившихся во все мое тело. Я полетела вперед со страшной скоростью, впереди маячил свет. Тот самый свет в конце тоннеля, о котором слагают легенды, поняла я. И отключилась окончательно.

Глава 20

Не знаю, сколько прошло времени, но проснулась я, как ни странно, от тишины. Я лежала и боялась открыть глаза. А вдруг я уже умерла и закопана в землю? Сейчас посмотрю и увижу над собой темную крышку гроба. Ужас. Я с детства боюсь замкнутых пространств. Я росла и воспитывалась в огромных помещениях. В доме малютки комнаты рассчитаны на сорок младенцев, в детдоме на двенадцать. В своей однокомнатной квартире я никогда не закрываю межкомнатные двери и окна не занавешиваю. Потому, что темноты я тоже боюсь. Напротив моих окон стоит гигантский фонарь, и даже ночью в моей комнате не бывает кромешной темноты. Полная мгла, это неизвестность, а она всегда пугает.

Я немного раздвинула локти, они перемещались вполне свободно, ни во что не упираясь. Тогда я рискнула открыть один глаз. Потом второй. Оба они увидели высокий потолок с вполне приличной люстрой посередине. Повернув немного голову, я исследовала помещение и поняла, что нахожусь в больничной палате. Хотя, конечно, ее эта комната напоминала очень отдаленно. Телевизор, два кресла, шикарный кожаный диван у стены не очень вязались с медицинским учреждением, как я его до сих пор представляла. Но регулирующаяся металлическая кровать, на которой я лежала, кварцевые лампы на стенах, вешалка с белыми халатами у входа, стойка с десятком одинаковых тапочек все же навевали стойкий больничный дух. Одуряющий запах лекарств плавно завершал картину. Дорогостоящая кровать даже не скрипнула, когда я предприняла попытку повернуться на бок. Мне это не слишком то удалось. Тогда я нащупала сбоку рычаг, который, по моему мнению, должен был поднимать изголовье кровати. Похоже, я не ошиблась. Подушка послушно начала подниматься, и вскоре я оказалась практически в сидячем положении.

В комнате было относительно светло, на столике у кресла горел ночник. Там же я разглядела фигуру, закутанную в плед. Забравшись с ногами в кресло, человек спал. Похоже, на улице была глубокая ночь. Я покрутила головой, пытаясь отыскать часы. Они стояли на тумбочке недалеко от меня, но были повернуты задом. Видимо, предназначались они не для больного, а для сиделки, сверяющей по ним время своего дежурства. Я протянула руку, взяла часы. Непослушные пальцы не смогли удержать довольно увесистую вещицу. Ходики упали и покатились по ковролину в сторону кресел. Фигура от шума вздрогнула, и из пледа немедленно высунулась всклокоченная голова. Я узнала эти испуганные глаза и вздернутый нос. Передо мной сидела Нина.

— Привет, подруга. — Шепотом сказала я.

— Привет. — Так же тихо ответила она.

Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Слава богу. Ну и напугала же ты нас, Машка, фу, то есть Лили.

— Давно ты здесь сидишь?

— Так с вечера же. Днем Максим сидел, а до него тоже я.

— Я что здесь уже больше суток?

— Пяти суток.

— В смысле?

— В прямом. Пошли шестые сутки, как ты попала в больницу.

— Ничего себе! А что случилось? Диагноз то какой врачи ставят?

— Сначала все грешили на сердце. У тебя действительно что то с ритмом сердечной мышцы приключилось. Цезарь Илларионович говорит, что у тебя, то есть у Лили, всегда с этим были проблемы, мол от волнения болезнь обострилась, и вот результат. Но я то знаю, что у тебя сердце, как пламенный мотор работает. Только сама подумай, кому я могла об этом сказать?

— Кто меня лечит?

— Отличная врачица, Тамара Марковна. Она хозяйка этой клиники. Ее Павел где то нашел. Он говорит, когда Максим заметил, что тебе нехорошо на похоронах, он немедленно велел найти хорошего врача. Цезаря он к тебе ни тогда, ни сейчас на метр не подпускает. Старик обиделся и демонстративно уехал, сунув в руки Максу твою карточку. Он ее положил в бардачок и оставил там. Говорят, если бы Тамара Марковна появилась минут на десять позднее, ты бы не выжила… Короче, подъехали они в тот момент, когда Максим на руках тебя из зала выносил, ты в обморок похоже упала. Ну, при беглом осмотре Тамара обнаружила перебои сердца и успела тебя чем то уколоть, чтобы ты до клиники дотянула. А уж тут куча аппаратуры и все такое. Короче, спасли тебя. Мне Пашка приехал и рассказал про твою болезнь. Говорит, Максим велел меня срочно привезти. Я всю дорогу мучилась, не зная как себя вести. А вдруг тебя лечат не от того, и ты умрешь? Как дальше тогда жить? Максим ждал у входа в больницу, он сразу послал Павла ко врачам, а меня пересадил в свою машину. Достал из бардачка медкарту Лили и говорит. «Сейчас мы поедем в Вашу поликлинику и возьмем карточку Маши. — Я прямо рот раскрыла. — Не удивляйся, я все знаю. Времени объясняться у нас нет. Врачи требуют сведения о ее здоровье. Не могу же я дать им вот это. — Он сунул бумаги обратно в ящик. — Со всеми ее болячками, аппендиксами и пороками сердца. А вдруг ей сделают не тот укол? Нужно поменять карты». Мы бросились в поликлинику. Когда все было сделано, нам оставалось только ждать. Знаешь, что я тебе скажу, подруга? Твой «брат» влюблен в тебя по самые ушки. Все то время, пока решалась твоя судьба, мы сидели вот в этой вот палате и ждали. Он не отпускал меня ни на шаг. Заставлял рассказывать о тебе. Неважно что, все подряд. Детство, юность, детдом, привычки, что кушать любишь, какую музыку слушаешь… Он сидел в этом вот кресле, закрыв глаза, и слушал. Павел прибегал с новостями, а мы так и сидели здесь, пока кризис не миновал. Тебя уложили на эту кровать, а нас выгнали. С тех пор мы дежурим попеременно. Сначала приходила Клара, но Макс запретил ей появляться в больнице.