Читать книгу "Убивая Еву: это случится не завтра - Люк Дженнингс"

– Сколько лететь? – спрашивает она у Ланса.

– Около трех с половиной часов.

– Водка же помогает от похмелья, да?

– Испытано на практике.

– Когда взлетим, позови стюардессу.

Как Ланс и говорил, отель огромен. Вестибюль размером с вокзал; украшенное колоннами пространство и монументальное величие навевают воспоминания о расцвете советского строя. Их номера на двадцать втором этаже грязноваты, но вид из окна впечатляет. На другой стороне проспекта Мира – комплекс пышно украшенных павильонов, фонтанов, дорожек и садов, бывший всесоюзный выставочный центр. Если смотреть издалека, особенно под синей эмалью октябрьского неба, он даже не лишен увядающего очарования.

– Какие у нас планы? – спрашивает Ланс утром, когда они пьют уже по второму кофе в гостиничном ресторане «Калинка».

Ева размышляет. Ночной сон придал сил, и она настроена неожиданно оптимистично. Ссора с Нико и все сопутствующие проблемы сейчас кажутся фоновым шумом, далеким мерцанием. Она готова ко всему, что ждет ее в этот день и в этом городе.

– Я бы пошла пройтись, – говорит она. – Набрать в легкие немного русского воздуха. Можно прогуляться в парке напротив, я бы взглянула поближе на скульптуру с ракетой.

– Сергей сказал, что с нами свяжутся в отеле в одиннадцать.

– Тогда у нас еще два с половиной часа. Могу пойти одна.

– Если ты идешь, то я с тобой.

– Ты серьезно думаешь, что я чем-то рискую? Или, точнее, мы.

– Это Москва. Мы приехали сюда под настоящими именами и не должны сбрасывать со счетов вероятность, что они внесены в какой-нибудь шпионский список. Поверь мне, наш приезд не остался незамеченным. По меньшей мере о том, что мы здесь, знает наш контакт.

– Кто этот человек? Тебе что-нибудь известно?

– Никаких имен. Знаю только, что он знакомый Ричарда еще со времен его работы здесь. Я бы предположил, какой-нибудь офицер ФСБ. Не исключено, что большая шишка.

– Ведь Ричард руководил резидентурой?

– Да.

– И часто так бывает? Чтобы старшие офицеры поддерживали открытые линии связи с другой стороной?

– Нечасто. Но он всегда умел ладить с людьми, даже когда на дипломатическом уровне отношения охладились.

– Помню, Цзинь Циан говорил мне в Шанхае почти то же самое.

– Думаю, Ричард рассматривал эти отношения как своего рода страховку. На случай, если у них – или у нас – наверху кто-нибудь слетит с катушек…

– Победу одержат те, кто был мудрее?

– Типа того.

Через пятнадцать минут они стоят у основания монумента «Покорителям космоса». Стометровая сверкающая ракета стремится вверх на шлейфе выходящих газов. Рядом с ними расставляет свой ларек торговец шаурмой.

– Мне всегда было ужасно жаль Лайку, собаку, которую отправили в космос, – говорит Ева, засовывая руки поглубже в карманы парки. – Я читала о ней в детстве, и мне порой снилось, как она одиноко летит в далеком космосе в капсуле и не ведает, что никогда не вернется на Землю. Я знаю, в ходе космической программы погибали и люди, но мое сердце разрывалось именно из-за Лайки. А у тебя?

– Я всегда хотел собаку. Мой дядя Дэйв управлял свалкой под Реддитчем и частенько звал нас, пацанов, натравливать его терьеров на крыс. Они убивали чуть не сотню зараз. Полный кровавый беспредел, и вонь стояла адская.

– Какие милые детские воспоминания.

– Типа да. Отец всегда говорил, что Дэйв сколотил себе там состояние. Большей частью на том, что закрывал глаза, когда по ночам появлялись ребята с продолговато-округлыми предметами, завернутыми в ковер.

– Серьезно?

– Говорю тебе. Он уволился в сорок лет, переехал на Кипр и с тех пор шевелит пальцем, лишь когда играет в гольф. – Ланс втягивает голову в воротник пальто. – Нам надо двигаться.

– Для этого есть особые причины?

– Если за нами следят, а такую возможность я оцениваю где-то между «очень может быть» и «весьма вероятно», мы об этом не узнаем, если будем стоять.

– Ладно, тогда пройдемся.

Парк разбит в середине двадцатого века в честь экономических достижений советского государства, он огромен и меланхоличен. Триумфальные арки с облупленными и обветренными колоннами обрамляют пустой воздух. Неоклассические павильоны заперты и заброшены. Люди ежатся на лавочках, туманно глядя в пространство словно в бесплодных попытках понять смысл новейшей истории своего народа. А над всем этим – чуть ли не искусственно подсиненное небо и несущиеся по нему облака.

– Слушай, Ланс, когда ты приезжал сюда раньше…

– Продолжай.

– Чем именно ты занимался?

Он пожимает плечами. Мимо них с шумом проносится одинокий роллер.

– В основном всякими практическими вопросами. Приглядывал за людьми, за которыми следовало приглядывать. Наблюдал, кто приходит, кто уходит.

– Координировал агентов?

– Скорее, искал таланты. Если кто-то из их людей, по моим оценкам, обладал потенциалом, а с нами еще не был знаком, я давал знать наверх, и появлялся вербовщик. А если кто-то приходил к нам сам, я помогал отсеивать откровенных психов.

Они идут вокруг декоративного пруда, подернутого рябью от ветра.

– Только резко не оборачивайся, – говорит Ланс. – В сотне метров сзади. Мужик в сером пальто и круглой шляпе. Уткнулся в карту.

– Следит?

– Во всяком случае, присматривает.

– Когда ты заметил?

– Он подхватил нас, когда мы отошли от ракеты.

– Что предлагаешь?

– Заниматься своими делами. Сходим полюбоваться на станцию метро, как полагается добропорядочным туристам, а потом вернемся в гостиницу. Постарайся преодолеть искушение, не стоит оборачиваться и таращиться на нашего коллегу из ФСБ.

– Ланс, я не настолько наивна.

– Знаю. Но на всякий случай.

Вход в метро – круглый атриум с колоннами. Внутри многолюдно, но просторно, и они, купив по билету, спускаются на эскалаторе в роскошный подземный зал. Засмотревшись, Ева останавливается и тут же получает сзади удар магазинной тележкой. Везущая ее женщина без всяких извинений продолжает свой путь, но Ева все так же завороженно стоит на месте. Громадный центральный вестибюль освещен богато украшенными люстрами. Стены и сводчатые потолки из белого мрамора, арочные проходы, ведущие к платформам, облицованы зеленой мозаикой. У вагонов входящие и выходящие в спешке пассажиры образуют вихри перекрестных потоков; молодой человек с видавшей виды гитарой играет смутно знакомую Еве песню; попрошайка с военными наградами стоит на коленях, опустив голову и протянув руки.

Ланс и Ева отдаются на милость людского потока, несущего их по вестибюлю.