Читать книгу "Корявое дерево - Рейчел Бердж"

Драге, размашисто шагая, движется ко мне. Его грязные волосы развеваются на ветру, с когтей одной руки капает кровь, оставляя на снегу красный след.

Лай Гэндальфа становится остервенелым. От его тела подымается пар, а из пасти капает пена. Он припадает на передние лапы, готовясь атаковать, затем подпрыгивает и вонзает зубы в руку восставшего мертвеца. Драге, потеряв равновесие, спотыкается и взмахивает рукой, подняв пса высоко над землей. Но Гэндальф вцепился в него намертво и не желает разжимать хватку.

Драге яростно бьет пса второй рукой, и я содрогаюсь.

– Не трогай его! – кричу я и бегу к Гэндальфу, полная решимости спасти друга. Драге еще раз взмахивает рукой, и пес, отлетев в сторону, с глухим стуком падает на землю. Жалобно взвизгнув, он замолкает. По моему лицу текут слезы.

– Прости меня, Гэндальф! Прости!

Рыдая и отчаянно размахивая руками, я бреду прочь. Впереди, всего в десятке шагов, качаются ветки дерева. Норны – они должны мне помочь!

Мой сапог за что-то цепляется, и я ничком падаю на снег. Чертыхнувшись, я переворачиваюсь на спину и отцепляю ногу от выступающего корня. Ветви колышутся над моей головой, словно темные руки, предупреждающие меня об опасности, но их предостережение так запоздало! Дерево так близко. Если бы только я смогла…

Драге стоит надо мной, и исходящая от него вонь разложения вызывает у меня позыв к рвоте. Его левая щека сгнила, и с нее свисает лоскут кожи. Мышцы вокруг рта растягиваются в пародии на улыбку.

Я отползаю назад и пытаюсь закричать, но вместо крика вырывается только сдавленный всхлип.

Мои предки по женской линии уже один раз спасли меня, возможно, они смогут прийти ко мне на помощь и сейчас.

– Карина! Помоги мне! На помощь!

Драге смотрит вокруг своими мертвыми глазами.

Я вскакиваю на ноги и приказываю себе дышать. Схватившись за свой амулет-валькнут, я пытаюсь вспомнить, что я чувствовала, когда держала руку над куклой. Я призываю на помощь всю таящуюся во мне силу, и она вливается в мои ноги, живот, грудь.

Свирепый голос, совсем не похожий на мой собственный, исторгается из глубин моего существа:

– Ко мне, мертвые! Восстаньте и спасите меня!

Небо вмиг темнеет, и ветер начинает истошно выть.

Слева от меня появляется мерцающий женский силуэт. Карина! Ее лицо полно решимости. Она бросается на драге, но он взмахивает рукой, и призрак взрывается, превращаясь в облако снега.

Я поднимаю руку и прикладываю ее козырьком к глазам, глядя, как среди метели возникает еще одна фигура. Миниатюрная старушка с длинными, развевающимися волосами. Герд кидается на мерзкое существо, и оно, снова размахнувшись, разбивает ее образ на тысячу кусков.

Снежные женщины встают за ним одна за другой. Стоит драге разнести вдребезги образ одной моей пращурки, как появляется следующая. Он пыхтит, пробиваясь сквозь их заслон. Они тормозят его продвижение, но одного этого недостаточно.

Я несусь к дереву и колочу по его стволу. Мне нужно, чтобы Норны сказали, как спасти Мормор и вернуть ее обратно в царство мертвых. Мормор, но не Стига! Он еще так молод – он не может умереть! Норны должны изменить это.

Из коры дерева возникает знакомое лицо с чеканными чертами, и крик замирает в моей груди. За лицом появляется нога, потом плечо – и вот передо мной стоит самая старшая из Норн. Ее лицо безмятежно. Из ее тени возникают еще две фигуры: прекрасная Норна с волосами, развевающимися на ветру, и юная Норна, Скульд, с лицом, частично скрытым под капюшоном.

В складках плаща Скульд блестят ее ножницы. Это она перерезает нити, она решает, когда оборвется чья-то жизнь. Я показываю на ножницы и кричу:

– Это ты убила Стига! Это сделала ты!

Норна с юным лицом смотрит на клочок материи, полощущийся на ближайшей ветке, и поднимает руку. Материя проносится по воздуху и приземляется на ее ладонь. Она протягивает клочок мне, но я отказываюсь его брать. Стиг не может, не может умереть!

Скульд смотрит на меня холодными глазами:

– Разве ты не хочешь узнать?

Я гляжу на жалкий клочок. Я хочу узнать о Стиге все, но не таким образом. Мне нужен живой Стиг. Я хочу почувствовать теплоту его объятий. Хочу, чтобы мы поведали друг другу свои секреты сами, сидя перед огнем.

Скульд разгибает один из пальцев, держащих ткань, как будто хочет отпустить ее.

– Нет!

Я выхватываю у нее клочок и прижимаю его к своей груди. Материя говорит только о горестях: здесь все, о чем Стиг горько сожалел. Под моими пальцами вьются нити угрызений совести и самобичевания, завязываясь в узел тоски. Чувство вины из-за того, что в ту ночь он позвонил отцу. И уверенность в том, что ему не следовало убегать из дома и бросать маму. Стыд, сознание своей вины, ненависть к самому себе. От прикосновения к клочку материи в моей душе проносятся все горькие чувства в его жизни.

Ткань начинает показывать мне Нину, но я отстраняюсь от истории их отношений, не хочу этого видеть, не хочу знать. А затем я вижу себя и его вместе, и у меня спирает дыхание. Стиг сожалел о том, что не поцеловал…

Кусок материи показывает мне меня саму, смеющуюся и играющую в снегу. Я вижу себя глазами Стига, и в моей груди разливается тепло. Да, мое лицо изуродовано – нельзя сказать, что Стиг этого не замечал, – но он видел во мне и красоту.

Я чувствую его страстное желание поцеловать меня – но он боялся, что недостаточно хорош, опасался, что внутри он слишком искорежен, чтобы сделать кого-нибудь счастливым.

Я поднимаю глаза и вижу драге, который, отбиваясь от призраков, подходит все ближе.

Мой разум вытягивает из ткани еще одну нить воспоминаний Стига. Я вижу саму себя, дрожащую на диване. Стиг стягивает с меня сапоги. Он уже тогда хотел рассказать мне о своих чувствах, но решил, что это неподходящий момент – я была слишком расстроена. Затем я вижу, как он целует меня в макушку. Тогда он так сильно желал нашей близости, но ему мешали обуревавшие его эмоции. Он наконец начинал понимать, что не виноват в гибели своего отца, но до этого в единое целое его связывали только злость на себя и сознание собственной вины. Из-за того, что он отказался от этих внутренних скреп, у него возникло чувство незащищенности, и ему было нужно время, чтобы разобраться в себе самом. Как я могла этого не понять, как могла быть такой эгоистичной?

Драге подходит все ближе. Мне надо бежать, но клочок материи в моих руках не дает этого сделать. Моего внимания властно требует еще одно воспоминание: я вижу себя – я стою перед дверью и полна решимости отправиться к дереву, а значит, выйти из дома. Стиг смотрит мне в глаза, и накал его чувств заставляет мое сердце биться быстрее. Ему было со мной так комфортно; он чувствовал, что может остаться самим собой и рассказать мне все. Ему была невыносима мысль о том, что он может меня потерять. Когда я поцеловала его, он отшатнулся, потому что ему тогда показалось, что этим поцелуем я прощаюсь с ним навек.