Читать книгу "Ужасные дети. Адская машина - Жан Кокто"

Пьяница (очень далеко).

На слишком юного супруга, На слишком юного супруга. Га!

Мы должны слышать шаги стражника, звонкие петушиные крики и ритмичное юное посапывание Эдипа. Иокаста, в пустом зеркале, ладонями разглаживает щеки.

Занавес

Акт IV. Эдип-царь

Семнадцать лет спустя

Голос. Семнадцать лет прошли быстро. Великая фиванская чума, похоже, первой омрачила пресловутую удачу Эдипа, поскольку боги, запуская адскую машину, пожелали, чтобы все неудачи принимали вид удачи. Вслед за ложным счастьем, царь познает подлинное горе, подлинное помазание — руки жестоких богов превратят карточного короля, наконец, в человека.

Площадка, освобожденная от спальни, чьи алые драпировки взлетают к колосникам, кажется окруженной растущими стенами. В конце концов она становится чем-то вроде дна двора-колодца. Нависающая лоджия соединяет двор со спальней Иокасты. Туда можно подняться через открытую дверь в центре. Чумное освещение.

При поднятии занавеса Эдип, отрастивший небольшую бороду и постаревший, стоит около двери. Тиресий и Креонт, соответственно, в правой и левой части двора. На заднем плане, справа, мальчик преклонил колено. Это вестник из Коринфа.

Эдип. Ну и чем же теперь скандально мое поведение, Тиресий?

Тиресий. Вы, как всегда, преувеличиваете мои оценки. Просто я говорю и повторяю, что весть о смерти отца можно было бы выслушать с меньшей радостью.

Эдип. Надо же! (Вестнику.) Не бойся, малыш, рассказывай. Отчего умер Полиб? Меропа очень горюет?

Вестник. Господин Эдип, царь Полиб умер от старости, а… царица, его жена, почти что невменяема: возраст мешает ей понять свое несчастье.

Эдип (приложив ладонь к губам). Иокаста! Иокаста!

Иокаста появляется в лоджии. Отодвигает занавеску. На ней красный шарф.

Иокаста. Что?

Эдип. Ты такая бледная. Ты плохо себя чувствуешь?

Иокаста. Чума, жара, посещение приютов — все это утомляет, честно говоря. Я отдыхала на кровати.

Эдип. Вестник принес мне великую новость. Она стоила того, чтобы я тебя побеспокоил.

Иокаста (удивленно). Хорошую новость?..

Эдип. Тиресий упрекает меня в том, что я счел ее хорошей. Мой отец умер.

Иокаста. Эдип!

Эдип. Оракул предсказал мне, что я стану его убийцей и мужем своей матери. Бедная Меропа! Она так стара, а мой отец Полиб умер своей смертью.

Иокаста. Насколько я знаю, в смерти отца не может быть ничего хорошего.

Эдип. Я ненавижу комедию слез и условностей. По правде сказать, я слишком юным ушел от отца и от матери, мое сердце давно оторвалось от них.

Вестник. Господин Эдип, осмелюсь…

Эдип. Осмелься, мальчик, это правильно.

Вестник. Ваше безразличие вовсе не безразличие, я все могу вам объяснить.

Эдип. Это что-то новое.

Вестник. Я должен был начать с конца. На смертном одре царь Полиб повелел рассказать вам, что вы ему были всего лишь приемным сыном.

Эдип. Что?

Вестник. Мой отец, пастух Полиба, вас нашел когда-то на холме, где бродят дикие звери. Он был беден, найденыша отнес царице, которая скорбела о том, что у нее нет детей. Потому мне и оказали честь, поручив чрезвычайную миссию при фиванском дворе.

Тиресий. Юноша устал после долгой дороги. Вдобавок он прошел через город, полный нечистых миазмов. Не лучше ли дать ему возможность освежиться, отдохнуть? А потом вы его допросите.

Эдип. Вы хотите продлить пытку, Тиресий. Вы ждете, что моя вселенная обрушится. Вы меня плохо знаете. Рано радуетесь. Быть может, я доволен тем, что я подкидыш.

Тиресий. Я лишь хотел вас оградить от пагубной привычки спрашивать, все узнавать, пытаться все понять.

Эдип. Черт возьми! Да окажись я сыном муз или бродяги, я все равно спрошу без страха и все узнаю.

Иокаста. Эдип, любовь моя, он прав. Ты возбужден… возбужден… ты веришь всему, что тебе рассказывают, а потом…

Эдип. Вот оно как! Ну это уже слишком! Я могу снести любой удар — вы знаете, а тут все будто сговорились не позволить мне узнать свое происхождение.

Иокаста. Никто не сговорился… милый… но я тебя знаю.

Эдип. Ошибаешься, Иокаста. Меня больше никто не знает: ни ты, ни я, никто… (Вестнику.) Не дрожи, малыш. Говори. Что дальше?

Вестник. А дальше я ничего не знаю, господин Эдип, только что отец вас нашел полумертвым, подвешенным к ветке за раненые ноги.

Эдип. Так вот откуда мои знаменитые шрамы.

Иокаста. Эдип, Эдип… иди сюда, наверх, а то можно подумать, что тебе нравится острым ножом растравлять свои раны.

Эдип. Так вот они, мои пеленки, вот она, охотничья история — ложь, как и все. Ну что же, право! Может быть, я сын дриады и лесного божества, вскормленный среди волков. Рано радуетесь, Тиресий.

Тиресий. Вы несправедливы…

Эдип. Во всяком случае, царя Полиба я не убивал, но… дайте подумать… я убил одного человека.

Иокаста. Ты?

Эдип. Да, я. Но успокойтесь, это произошло случайно, просто не повезло. Да, я убил, жрец, но версию отцеубийства вы, уж пожалуйста, сразу сбросьте со счетов! Я поссорился со слугами и убил их хозяина, старика. Он путешествовал. И это было на перекрестке Давлийской и Дельфийской дорог.

Иокаста. На перекрестке Давлийской и Дельфийской… (Исчезла, будто утонула.)

Эдип. Вот, можно состряпать чудную катастрофу. Что, это был мой отец? «О небо, мой отец!» Но с инцестом-то как быть, господа? А, что думаешь, Иокаста? (Оборачивается и видит, что Иокаста исчезла.) Отлично! Семнадцать лет счастья, безупречное царствование, двое сыновей, две дочери, и стоит только благородной даме узнать, что я теперь неизвестно кто (а сначала она меня таким и полюбила), как она уже спиной поворачивается. Надулась! Пусть дуется! А я останусь наедине с собственной судьбой.

Креонт. Твоя жена больна, Эдип. Чума всех нас лишила духа. Боги наказали город и ищут жертву. Между нами чудовище. Они желают, чтоб его разоблачили и изгнали. Целыми днями полиция тщетно сбивается с ног, а на улицах растут горы все новых трупов. Ты понимаешь, какого подвига требуешь от Иокасты? Ты отдаешь себе отчет в том, что ты мужчина, а она женщина, немолодая женщина, мать, которая боится, чтобы ее дети не заразились? Прежде чем попрекать ее взбалмошным поступком, ты мог бы найти ей оправдание.