Читать книгу "Вдали от дома - Питер Кэри"

– Ты не можешь сдаться, – сказала я.

– Это мой долг.

Я сказала, что у него долг перед собой и семьей, которая пожертвовала всем, лишь бы он мог победить.

Люди слушали, полагаю. Но с чего мне переживать, кто слушал меня в Чартерз-Тауэрз. Я спросила мужа, что я, по его мнению, за человек. Я оставила наших малышей – ради чего? Потратила наше наследство – на что? Не ради того, чтобы сдаться на полпути.

– Ладно, – сказал он, – тогда езжай.

Его глаза стали чужими, и я думала о сестре, которую никогда не понимала прежде. Можно выйти замуж за мужчину, не зная, кто он.

– Тогда отвали, – сказал он в первый и последний раз в своей жизни.

– Да, так и сделаю.

– Реле-регулятор отвалился в чертовом ручье, – сказал он, словно извиняясь.

Я ответила, что проверю это, и пусть он не волнуется, и поняла, что мы действительно расстаемся, а я ни разу за пятнадцать лет не спала с ним врозь и ждала его на кухне, ждала, что он вернется домой из Моррисона, или Бэллана, или Уоллеса, или Баниньонга, все эти годы я держала его в своих объятиях. Теперь я превратилась в тростниковое поле, полыхающее в ночи.

Мой свекор умер. Муж сказал мне отвалить. Вилли-вилли спустился на главную улицу Чартерз-Тауэрз, небольшой, всего десяти футов ростом или около, грязно-красный ветроворот, который танцевал и раскачивался, и казалось, это он выплюнул из своей сердцевины скотовода, хотя, без сомнений, тот просто ковылял по улице, когда на него напал вилли-вилли. Он шел к нам, на тротуар. Это был черный человек, высокий, как Баххубер, в чистой клетчатой рубашке и белых молескиновых брюках, одна нога короче другой. Я заметила его интерес к моему штурману и увидела, как они общаются: черный человек был крайне настойчив, хоть и смотрел Баххуберу через плечо единственным здоровым глазом.

Я не придала этому значения, но когда наступил ужасный момент, и я бросила мужа на улице, а он даже не назвал меня по имени, когда я вернулась к нашей машине, чтобы выиграть гонки, которые не были гонками, до меня медленно дошло, что черный человек сидит в машине.

Он пил, и определенно вонял выпивкой, и я испугалась, а Баххубер не сказал ему убираться, и я покинула Чартерз-Тауэрз на большой скорости, горло мое сжималось от горя, ведь я была волевой и должна была сделать то, что решила.

Я была не права. Я была стервой. Я выплакала все глаза на скорости пятьдесят миль в час. Налево, направо, налево, переезд. Два ручья и поворот на железнодорожных путях. Мой штурман должен теперь меня защищать.

3

«Боже, что сталось со мной, – думал я, – у меня черный калека на заднем сиденье, а плачущая белая женщина ведет машину, превышая законную скорость».

Между «Южным Крестом» и «Усадьбой»[88] она дважды повернула назад, и оба раза я думал: «Слава богу, мы все вернемся, поцелуемся и помиримся, устроим достойные похороны, а у детей будут родители». Но нет, нет, ей нужно было победить. Она выкручивала руль, и мы вновь оказывались на «Редексе», пробирались в пылевых облаках к Маунт-Айзе, и мне ничего не оставалось, кроме как считать щелчки одометра до этих жутких решеток и дренажных труб. Мы проезжали мимо автомобилей, новехоньких из шоу-рум, теперь разбитых. Нас трясло и качало, как пилюли в бутылке аспирина, но мы потеряли лишь дверную ручку, да еще трос спидометра, который был бы важен, будь водитель хоть слегка заинтересован в средней скорости в час. Кости мои вбило в задницу. Макушка отваливалась от головы. Мы взлетали на ухабах, но листовые рессоры еще держались. В Пентленде грязь была липкой, как ириска, дюжина соперников увязла в ней по двери, пара шантажистов с тракторами предлагали их освободить. Среди местных, устроившихся на пикник, виднелась растяжка на тросе: ГРОБОВЩИК ГОТОВ КОПАТЬ.

Черный парень выжидающе наклонился вперед, я поймал взгляд его желтовато-красных глаз и подумал: «Не представляю, каким он меня видит». Но возможно, то же можно было сказать об Айрин Бобс, которая врывалась на поле боя, переключая на низшую передачу, наращивая обороты, когда мы грохотали, бились о скрытые камни, отбрасывали назад мокрую грязь, даже на «вангард-спейсмастер 53» – с его экипажем мы подружились в последний вечер в пабе. Пока все шло хорошо.

В Беттс-Крик находилась почта, основанная в 1884 году. Ни души не видать. Из-за состояния реле-регулятора миссис Боббсик не заглушила мотор и бросилась внутрь позвонить Беверли. Двигатель временами похаркивал, и я думал: «Никто не остановится помочь нам, если мы заглохнем». Засунул свежие чулки в воздушный фильтр.

Скрючившись за рулем, миссис Боббсик кашляла и плевалась, и нас ждали четыреста миль до Маунт-Айзы, переправы через ручьи и – что еще хуже – соперники, отключившие стоп-сигнал, чтобы провоцировать аварии сзади. Ни один конкурсант не забудет пыль на той части пути, покрывавшую все поверхности, и жестокий перестук камней, словно злой дух с кувалдой колотит по днищу вашей машины. В Таунсвилле меня, похоже, сочли черным. Всегда ли они настороже в поисках примет нечистой крови? Столкнувшись с этим «образованием», я, как никогда, чувствовал себя потерянным.

Наш пассажир на заднем сиденье сообщил, что будет рад сесть за руль, что вызвало у миссис Боббсик длинную тираду: она прочла лекцию о его весе, сколько на него уходит горючего, как мало он делает и почему ему было бы лучше бродить в пыли с «твоими приятелями». Весьма вероятно, что она использовала выражение «мертвый груз».

Когда я снова поймал его взгляд, он отключил все датчики, и я не мог засечь человеческий сигнал. «При прочих равных люди одной расы отличаются друг от друга в мере знакомства, или контакта, с расой в целом». Так сказал кто-то очень давно. Лучше бы это было неправдой, но в данный момент путешествия наш пассажир был очень похож на черного, и я не мог видеть ничего сверх, кроме намека, что он пережил некую хирургическую операцию на языке.

Мы пробирались дальше через пустыню, крутясь и вертясь меж медного цвета холмов. Это было сердце нашей страны, я никогда не видел ничего более каменистого, пустого, бесконечного, безжизненного – за исключением хищных соколов, кружащих, пока мы сидели каждый в своем коконе, и наши паутины боли и личной биографии оставались скрытыми друг от друга. Мы были в 89,3 мили от Маунт-Айзы в то опасное время суток, когда пасущийся у дороги скот расплывался, как подводные тени, а густо-пурпурное небо проливалось на минеральные породы, и самый уравновешенный человек начинал видеть призраков. Мы были на 50,6 ПЕРЕПРАВА 49,8 Л/П ПЕРЕЕЗД ЧЕРЕЗ РУЧЕЙ.

Миссис Боббсик никогда бы не повезла нас в воду, не войдя в нее сначала сама, и по этой причине она переоделась в шорты, и я углядел ее милые лодыжки в неверном желтом свете фар, совсем как у ее сестры в иной ситуации. Вода дошла ей почти до колен.

Я не нуждался в инструкциях, что в обычных обстоятельствах, с рабочим реле-регулятором, мы сняли бы пояс с вентилятора двигателя. Теперь он разбрызгает воду по всей электрике. Покинув Чартерз-Тауэрз, мы пересекли множество ручьев, некоторые были опасными, но она всегда сначала входила в них, всегда намечала самый безопасный курс. И даже если вода проливалась через двигатель, Коротышка умел уберечь электрику и наш хворост оставался сухим.