Читать книгу "Линейный корабль "Андрей Первозванный" (1906-1925) - Рафаил Мельников"

Флоту и вправду было не до торжеств. Надо было, отсчитывая каждый прошедший день, возможно скорее ввести дредноут в строй действительно боевых кораблей флота. Была и другая, не менее важная проблема, о которой современная (как и прежняя) история вообще предпочитает умалчивать. Всем хочется верить в убаюкивающую, "патриотически" удобную, но совершенно ложную мысль о том, что к началу мировой войны в русском флоте все без исключения уроки войны с Японией были усвоены "самым лучшим образом" или, как еще говорили, когда-то, "во всей полноте и пространстве". Сомневаться в этой посылке заставляют многие явно сохранившиеся бюрократические обычаи и неподъемная тяжесть наследия рутины и косности, которая осталась в России в результате трех предшествующих царствований. Пока же в ожидании, когда "Севастополь" приготовится к плаванию с флотом, корабли оставались на внешнем Свеаборгском рейде. Охраняемые со стороны моря дежурными миноносцами, они продолжали заниматься повседневными работами и учениями. Засвежевшая погода не позволяла рисковать выходами через уже не раз проявлявшие свое коварство узкости входа в базу, а потому флот, готовый к экстренным ситуациям должен был держаться в море.

До странности похожей на порт-артурскую получалась обстановка. Не хватало только появления германских подводных лодок, которые, по счастью, не имели отваги и решимости, которых они набрались позднее, пробираясь до Гогланда. Участвовавший в утро прихода "Севастополя" в смотре, который провел ему командующий флотом, И.И. Ренгартен записывал: "впечатление грандиозное, но чувствуется, что еще не наладилась жизнь, не образовалась душа корабля". Чуть позже он добавлял: "стоит рядом "Севастополь". Когда-то мы думали, что его присоединение к нам составит целую эру, на самом деле сейчас (подчеркнуто авт. — P.M.) его приход лично не меняет роль флота…". В этой последней фразе скрыто признание второстепенности роли флота в сравнении с армией, от которой в конечном счете зависел успех войны.

Между тем, шторм на рейде уже мотал корабли и почти прекратил сообщение с берегом. Больше рисковать безопасностью кораблей не следовало, и от опасного берега на узком рейде адмирал решил перейти в приглянувшуюся ему, обещавшую более спокойную стоянку бухту Папонвик. Преодолевая неистовство уже во всю ревевшего шторма, бригада во главе с "Цесаревичем" (флаг командующего флотом) и шедшим на его траверзе "Севастополем" 16 ноября с 11 час. до 15 час. 50 мин. совершила 40-мильный переход на новую стоянку. Как замечал И.И. Ренгартен, "Цесаревич" и "Слава" держались лучше "Андрея" и "Павла". Утром следующего дня к флоту присоединился и "Рюрик".

Шторм пережидали до утра 19 ноября, когда с ослаблением волнения в бухте корабли вышли в море двумя колоннами. В правой были "Россия" (флаг начальника 2 бригады крейсеров), "Севастополь", "Рюрик", в левой — "Цесаревич" (флаг командующего флотом), "Слава", "Император Павел I" (брейд-вымпел начальника бригады линейных кораблей) и "Андрей Первозванный". Шторм в море еще далеко не ослаб, и мореходность дредноута и двух больших додредноутов оказалась столь недостаточной, что адмирал счел необходимым вернуть их с полпути на прежнюю стоянку. Хуже всех пришлось дредноуту, который не имел даже того подъема носовой части, который отчасти выручал "Андрея Первозванного" и "Императора Павла I". Дредноут же с его длинным 181,2 м корпусом и прямой как линейка линией борта, да еще и основательно перегруженный, оказался почти полностью во власти водяных валов. "Мы смотрели, насколько сильнее хлестали волны через "Севастополь", чем через "Рюрик" — крайне неудобные обводы. Особенно не хорош нос", — записывал И.И. Ренгартен. Таковы были гримасы послецусимского судостроения, сумевшего растерять даже положительный опыт XIX века. "Россия" и "Рюрик" пришли в Гельсингфорс спустя сутки после двух первых додредноутов, а через два часа — в 15 час. 10 мин. прибыли "Андрей Первозванный", "Император Павел I" и "Севастополь".

На Внешнем Свеаборгском рейде, встречая и провожая прибывавшие и уходящие крейсера и миноносцы, простояли до 2 декабря, когда по сигналу "Севастополя", поднявшего флаг командующего флотом, вместе с ним перешли в бухту Папонвик. 4 декабря перебрались в соседнюю бухту Монвик, оттуда, проведя серию учений, 6 декабря вернулись в Гельсингфорс. Кампания 1914 г. была благополучно окончена. Флот переходил на зимнюю стоянку.

20. Третья маневренная группа

Зиму 1914–1915 гг. "Андрей Первозванный" провел с бригадой в Гельсингфорсе. Вместе с всегда находившимися обширными ремонтными работами корабли теперь были заняты также практической реализацией первых уроков опыта войны. Реально заявлявшие о себе подводные лодки заставляли возвращаться к преждевременно сданному "в архив" после войны с Японией сетевому заграждению. Сети даже при малом ходу корабля начинали всплывать, но с этим приходилось мириться. С этой проблемой работали и на Черном море, откуда за флагманского корабельного инженера Василий Иванович Крамп (1889–1939 или 1941) 8 августа 1915 г. сообщал: "Пантелеймон" показал что с сетями можно плавать". Сети против торпед на стоянке и "носовые тралы" для защиты на ходу от мин заграждения были признаны флотом безоговорочно необходимыми. Такого же мнения придерживался и МГШ. Особо срочно требовалось вести работы для линейных кораблей типа "Севастополь". Из ответа начальника кораблестроительного отдела ГУК генерал-лейтенанта ККИ П.Ф. Вешкурцова (1858–1918) следовало, что работы над сетями ведутся очень энергично: на "Севастополе" шесть сетей уже установлены на место, на "Петропавловске" идет пригонка. На "Андрее Первозванном" задерживается доставка тросов и инструментов, заказанных в Стокгольме. Все поковки устройства будут готовы к 15 марта. "Дыры на борту сверлятся, на одном корабле уже закончены. Сети имеются". Теперь, наконец, удалось усовершенствовать бывшую ранее весьма трудоемкой систему установки и отваливания сетей в боевое положение. Система англичанина А. Кэмнина, за счет частичной автоматизации процесса, позволяла теперь опускать сети за 6 минут, а убрать за 10 минут. Испытаниями на 6-уз скорости были выработаны приемы, не позволяющие сетям всплывать и подворачиваться к борту.

Труднее было с "носовыми тралами", которые лишь со временем, в итоге мучительных поисков и экспериментов трансформировались в распространившиеся на всех флотах мира, практичные и достаточно удобные параваны-охранители. Пока же подобно конструкции в виде поперечной штанги, укрепленной в носовой части на шесте в виде бушприта, какую японцы применяли еще под Порт-Артуром, изобретались сложные, но непрактичные для постановки и уборки устройства. Предполагались и опережавшие свое время "электрические тралы". Такой трал московских инженеров включал два питаемых с борта корабля подводных буксировщика — один ближний мощностью электродвигателя 100 л.с., другой дальний (250 л.с.), которые на глубине, равной осадке корабля буксировали перед ним траловую систему с поплавками. Слабость производственной базы не позволяла осуществлять или хотя бы испытать подобные системы.

Состоявшееся к концу декабря сосредоточение в Гельсингфорсе для зимовки всех четырех дредноутов должно было заставить флот, и МГШ задуматься о судьбе додредноутов. Очевидно напрашивалась задача "дотянуть" их по вооружению сколько возможно ближе до дредноутов. Это позволило бы им в случае боя на центральной позиции действовать с дредноутами почти на равных. Различие в скорости в условиях такого боя не было бы существенным. Решений могло быть два — резкое увеличение угла возвышения 305-мм орудий и замена тем или иным образом негодных для боя 203- и 152-мм орудий на 254-мм или 305-мм. Это, бесспорно могло их существенно приблизить к дредноутам. Но Генмор продолжал оставаться в состоянии неразрешимой раздвоенности. С одной стороны он был до чрезвычайности устремлен в будущее и создавал проект-задание на почти фантастические сверхдредноуты с 406-мм артиллерией. (Виноградов С.В. "Последние исполины русского императорского флота". СПб., 1999). И будь хотя бы малая часть энергии Генмора употреблена на перевооружение додредноутов, эффективность их в войне могла бы неизмеримо повыситься. Под влиянием избыточной устремленности в будущее Генмор, ожидая чрезвычайного прогресса торпедного оружия, отказывался освободить линейные корабли от ненужных им тяжеловесных подводных аппаратов.