Читать книгу "Семя желания - Энтони Берджесс"

«Что ж, – подумал Тристрам, выходя в сумерках из шатра, – скоро мужчины станут одеваться козлами и появится первая неотрагедия. Наверное, через год-два у нас будут мистерии».

Возле одной палатки с дымящейся едой щуплый человечек продавал одиночные листы-кварто, и торговля у него шла бойко.

– «Эхо Нантвича»! – выкрикивал он. – Всего один шестипенсовик!

Многие стояли рядом и читали, открыв рот. Тристрам, чуть дрожа, потратил одну из последних монет и унес свой листок в угол – так же украдкой, как несколькими днями раньше, унес подальше свою первую тарелку мяса. Листок – газета! – был почти таким же архаичным, как и комедия. Расплывчатый шрифт шел по обеим сторонам, под заголовком «Х ННТВЧ» значилось: «Издается Мин. инф. Микроволновая передача принята в 13:25. Дж. Хоутри, издатель». Частное предприятие – начало Авфазы.

Тристрам проглотил новости не жуя. Его величество предложил мистеру Окхэму сформировать правительство, имена членов кабинета министров будут оглашены завтра. Чрезвычайное военное положение будет введено по всей стране. Скорейшее установление центрального контроля над региональными (неправительственными) военными формированиями. Региональным командирам предписано явиться для получения приказов в штаб-квартиры провинций, адреса приведены ниже. Ожидается, что работа регулярных коммуникационных и информационных служб возобновится в течение сорока восьми часов. Предписано всем в течение двадцати четырех часов вернуться к работе, тяжкие наказания (не прописано какие) за отказ.

Вернуться к работе, да? Подняв взгляд от газеты, Тристрам задумался. Мужчины и женщины вокруг читали, шевеля губами, или проглядывали сообщения, недоуменно разинув рот. Никто не бросал вверх шапки и «ура» не кричал в честь новостей о водворении стабильности. Вернуться к работе? Официально он, наверное, все еще безработный – заключение в тюрьму автоматически лишало государственного служащего места. Он пойдет дальше, на Государственную ферму СВ-313. Ведь нет сомнений, что самое главное – это жена и дети? (Дети? Один из них мертв.) И вообще официально он никакой информации не получал.

Сегодня он постарается достичь Честера. Купив себе на дорогу большую сардельку за шестипенсовик, он, неторопливо жуя, отправился по дороге в Манчестер. Шагающие ноги вытащили из памяти гномический катрен, написанный каким-то забытым поэтом:

С северным ветром идет льда покой,С ветрами южными – весенние краски.Пелагию мил полиции строй,Августину – армейские каски.

Глава 7

Капитан Лузли жадно впитывал новости, хрипящие из микрорадио в приборной доске.

– Ага! – воскликнул он с гадким удовлетворением. – Это им покажет, знаете ли. Побольше будет уважения к закону и порядку.

Как сказал ему довольно неучтиво в тюрьме Тристрам, он не имел ни малейшего представления ни об историографии, ни о цикличности.

Молодой Оксенфорд за рулем кивнул без особой убежденности. С него было довольно; поездка выдалась отвратительная. Полицейский паек был скудным, и у него бурчало в животе. Ядерный мотор фургона ПолПопа несколько раз взбрыкивал, а Оксенфорд не был ядерным механиком. На выезде из Честера он ошибся дорогой и жизнерадостно поехал на запад (дело было ночью, а он и по звездам ориентироваться тоже не умел), и промашку обнаружил только в Долджели (указатели выкорчевали на растопку). В Моллуиде, на дороге в Уэлшпул, их остановили мужчины и женщины с мелодичной речью и лицами карнавальных фокусников. Их очаровали близнецы Беатрис-Джоанны («Хорошенькие какие!»), но рассердила надменность и дрожащий пистолет сержанта Имиджа.

– Странный какой бедолага, – сказали они, нежными мягкими пальцами извлекая из его рук пистолет. – Но в супе будет отменным.

На это они согласно покивали, ощупывая его мягкие части, пока раздевали. Заодно они забрали мундиры капитана Лузли и молодого Оксенфорда со словами:

– Для армии ой как подойдут. Смотри-ка, самые что ни на есть настоящие!

А увидев, как парочка дрожит в нижнем белье, сказали:

– Бедненькие! Знает кто-нибудь, где взять оберточную бумагу грудь им прикрыть?

Никто не знал.

– По-доброму с вами обходимся, – сказали они наконец, – из-за вон нее. Той, что на заднем сиденье. Честь по чести поступаем.

И помахали им на прощание, когда фургон покатил в Уэлшпул, а сержант Имидж тем временем, извиваясь в крепких руках мясников, протестовал и громко сетовал на предательство.

Забрав их мундиры, жители Моллуида, возможно, спасли им жизнь, но капитан Лузли был слишком глуп, чтобы это понять. Что до Беатрис-Джоанны, единственной ее заботой были малыши. Она боялась городов и деревень с их кострами и бодрыми мясоедами, людьми, которые смотрели на ее спящих детей и дружески улыбались. Слова и улыбки восхищения казались ей двусмысленными: ласковый лепет слишком уж легко мог превратиться в причмокивание. Какая бы официальная участь ни ждала в столице, уж наверное до текнофагии там не пустятся. От страха за детей Беатрис-Джоанна забывала о голоде, но недоедание громко заявляло о себе в количестве и качестве ее молока. Невольно она временами тянулась к жаркому или вареву, когда фургон проносился через какой-нибудь город. Всякий раз, когда фургон останавливали поднятые вверх мясистые руки и любопытные взгляды обшаривали парочку в нижнем белье и ее саму с близнецами у груди, ее подташнивало при мысли о том, что именно жарится или варится. Но почему? Ведь в основе всего – инстинкты, а их ничто не отвращает, и только великий предатель разум вечно ставит палки в колеса.

– Все снова выглядит почти нормальным, знаете ли, – сказал, наконец, капитан Лузли, когда они выехали на брайтонское шоссе. – Только вот слишком много выбитых окон, и посмотрите на покореженный металл посреди дороги. Перевернутые машины. Варварство, чистое варварство, знаете ли. Военное положение. Бедный сержант Имидж. Надо было записать, знаете ли, имена виновных. Тогда их можно было бы наказать без суда и следствия.

– Вот сантиментов гребаных не надо, – отозвался молодой Оксенфорд. – От того, как вы разнюнились, блевать тянет.

– Оксенфорд! – воскликнул шокированный капитан Лузли. – Кажется, вы не вполне понимаете, что говорите. Только то, что на нас нет, знаете ли, формы, еще не повод забывать об уважении, полагающемся, полагающемся…

– Да заткнитесь наконец! Все кончено. Вам что, мозгов не хватает понять, что все кончено? В толк не возьму, как вам выслужиться удалось.

Теперь они въезжали в Хейвордс-Хит.

– Первым делом, как вернусь и раздобуду одежонку, пойду в гребаную армию. Я с этой сворой покончил, потому что с ней и так все кончено.

Они выехали из Хейвордс-Хит.

– Никакая это не свора, и с ней не покончено, – возразил капитан Лузли. – Всегда, знаете ли, будет существовать организация для контроля за ростом населения, будь то посредством принуждения или пропаганды. Я вас прощаю, Оксенфорд, – великодушно добавил он. – Участь сержанта Имиджа, верно, лишила вас мужества, как, признаю, и меня, знаете ли, немного лишила. Но это первый и последний раз. Помните, пожалуйста, про разницу в званиях.