Читать книгу "Альбигойская драма и судьбы Франции - Жак Мадоль"

Можно легко умножить примеры такого рода. Они доказывают, что катарская церковь сохраняла подпольную активность и инквизиции не удавалось ее пресечь. Жан Гиро, к примеру, восстановил по реестрам инквизиции впечатляющий список лиц, присутствовавших с 1269 по 1284 гг. на собраниях Доброго Мужа Пажеса. А Гийом Пажес ведь был не один, и у нас есть имена многих Добрых Людей, не перестававших весь этот период кружить по стране. Однако если катаризм остается, несмотря на активность инквизиторов, чрезвычайно живучим, то к концу XIII в. его природа немного меняется. Прежде всего, южные дворянские роды, доселе его основная опора, или исчезли, что случалось чаще всего, или искренне обратились в католичество, как мы видели на примере Оливье де Терма. Самым верным остается народ, и по мере движения вперед во времени мы замечаем, что социальный уровень катаров, а соответственно и их культурный уровень беспрестанно снижается. Побежденный катаризм будет долго умирать, но борьба все еще яростна в эпоху, когда катары больше не могут рассчитывать на какую-либо мирскую помощь, потому что край полностью контролируется французским королем. Они возлагают свои последние надежды на дом де Фуа, сохранивший свою независимость, но совершенно невозможно предположить, что эти сеньоры действительно хотят спасти преследуемую церковь. Что более опасно для инквизиторов, так это враждебность, которую они все больше и больше встречают со стороны южных муниципалитетов, в частности, каркассонского. Консулы этого города, среди которых Гийом Пажес, пожаловались в 1280 г. Филиппу III на злоупотребления инквизиции. Их не стали слушать; но еще не раз население обратится к королевской власти и даже к папству, чтобы умерить рвение инквизиторов. Ведь инквизиция в конечном счете сама создала свое могущество. Опираясь на епископов вроде Бернара де Кастане, знаменитого епископа Альби, самой крепкой ее опоры, инквизиция смогла позволить себе нарушать самые твердые канонические правила. Ее могущество частично опиралось на реестры где фигурировали имена всех подозреваемых, и не было никого, кто бы чувствовал себя в безопасности от ее сыска.

Консулы Каркассона предприняли попытку уничтожить эти списки. Это случилось зимой 1284–1285 гг. Но инквизитор Жан Галанд раскрыл заговор — бесспорно, потому, что агент инквизиции, на которого рассчитывали заговорщики, выдал их. Этот агент, Жан Лагарригю, сам был бывшим катаром, и ничто лучше не показывает, до какой степени смешались обе партии. Ни инквизиторы, ни катары не могли полностью никому доверять. И действительно, мы встречаем во всех этих историях только двойных и малонадежных агентов. Если инквизиция под конец и взяла верх, то потому, что за ней все-таки стояла власть церкви и короля. Мы сейчас увидим это яснее, чем когда-либо, анализируя действия францисканского монаха Бернара Делисье при Филиппе Красивом (1285–1314).

Родившийся в Монпелье, вступивший в 1284 г. во францисканский орден, Бернар Делисье, видимо, обладал любознательным умом. В молодости он много путешествовал, в Милане был связан со знаменитым Раймундом Луллием (1235–1315), а в Монпелье с известным лекарем и алхимиком Арнольдом из Виллановы. С другой стороны, в эту эпоху существовал жестокий конфликт внутри францисканского ордена между спиритуалами [155], желавшими вернуться к строгости первоначального устава и порой тешившими себя мечтами о тысячелетнем царствии Божием, и большинством ордена. Бернар Делисье принадлежал к группе спиритуалов и много позже был осужден под этим названием. С другой стороны, если францисканцы часто, как мы видели по инквизиторским трудам, присоединялись к доминиканцам, то в этом случае они почти всегда смягчали строгости. Наконец, почти на всех уровнях между двумя нищенствующими орденами шло глухое соперничество.

Все это надо иметь в виду, если мы хотим понять необычайно острую борьбу, которую повел против инквизиции Бернар Делисье и которая чуть было не кончилась удачей при поддержке Филиппа Красивого. Этот загадочный государь до некоторой степени шел по стопам своего деда Людовика Святого. Он не меньше, чем тот, заботился о том, чтобы навязать всем королевскую волю и навести порядок в своем домене, хотя бы и за счет церкви. В экстремальных обстоятельствах он пренебрег рядом принципов и не побоялся противопоставить самому папе суверенитет короля. Столкновение с Бонифацием VIII назревало как раз в тот момент, когда Бернар Делисье восстал против инквизиции. Все началось довольно банально. В конце июня 1300 г. у ворот францисканского монастыря в Нарбонне объявляется доминиканский инквизитор Николя д'Абвиль, чтобы провести дознание по поводу некоего Кастеля Фабри, умершего на руках францисканцев и похороненного среди них. Бернар Делисье, который был чтецом в Нарбоннском монастыре, начинает защищать память своего друга Фабри. Но инквизитор отказывается его слушать. В это же время по провинции едут два королевских следователя, Жан де Пикиньи, видам Амьена, и Ришар Леневе, архидьякон Ожа в церкви Лизье. Они не испытывают никакой нежности к инквизиции, злоупотребления которой отмечают, и готовы выслушать Бернара Делисье, приехавшего из Нарбонна в Альби, где с помощью епископа Бернара де Кастане свирепствует инквизитор Фульк де Сен-Жорж. Впрочем, Бернар Делисье не одинок. Его поддерживает не только его орден — он лишь выражает с блестящим красноречием чувства населения. Это больше трибун, опирающийся на местные власти и народ, чем проповедник. В нем и в Жане де Пикиньи люди видят своих освободителей от ненавистного ига, потому что францисканец говорит от имени Бога и церкви, а видам Амьенский — от имени короля.

Прежде всего обращаются к королю. Бернар Делисье в сопровождении патрициев Альби и Каркассона едет во Францию. Консулы Каркассона и Альби всегда действуют заодно. Ничего лучше этого не показывает, какой было тогда относительная независимость городов и какими были их союзы. В конце 1301 г. Филипп Красивый принимает Бернара Делисье в замке Санлис и благосклонно выслушивает его разоблачения. Бернар Делисье говорит, что ересь давно побеждена и инквизиторы сражаются с несуществующим призраком лишь для того, чтобы продолжать пользоваться своей неограниченной властью. 8 декабря 1301 г., приказав начальникам Фулька де Сен-Жоржа отозвать его, король пишет об этом же инквизиторе епископу Тулузскому: «В то время как его долг заключался в искоренении заблуждений и пороков, он употребил свою власть лишь на их поддержку; под прикрытием дозволенного подавления он осмелился на вещи целиком незаконные, под видом благочестия — на вещи кощунственные и бесчеловечные; наконец, под предлогом защиты католической веры он совершал ужасные и омерзительные дела».