Читать книгу "Ореховый Будда - Борис Акунин"

– На что мне четырнадцать червонцев и тяжеленный сундук серебра? – пожал плечами Симпэй. – Пока ты жмурилась и разговаривала там со своей болью, я прихватил всю мошну с золотом.

Он достал из мешка увесистую кожаную кису и позвенел ею.

– Здесь червонцев сотни две или больше. На «полную жизнь» вполне хватит.

Глаза девочки округлились.

Они спустились на дорогу, пошли к городу. Время было раннеутреннее, предбазарное, и в том же направлении шли-ехали многие.

Потянулись дворы посада. Ката-тян вертела шеей, поражалась, сколь тесно стоят дома, да сколь их много, да сколь длинна улица.

Впереди показался земляной вал с бревенчатой башней. Симпэй с поклоном спросил у капрала, зевавшего перед поднятой рогаткой:

– Скажи, почтенный, где тут постоялый двор?

Солдат – ему было скучно – насмешливо воззрился на оборванцев.

– Чего уж таким господам на постоялом дворе маяться? Вам за реку надо, в австерию.

И заржал по-лошадиному.

– В Каргополе есть настоящая австерия? – поразился Симпэй.

Как быстро меняется Россия! Хотя что же удивляться? Из Архангельска в столицу через Каргополь ездят иностранные купцы. Знать, надоело им останавливаться в курной избе с тараканами, хлебать тухлые щи, запивать плохой водкой.

Расспрашивать грубого капрала дальше смысла не было, а река Онега – вон она.

Вышли на берег, увидели поодаль понтонный мост, и на том берегу, в самом деле, белел настоящий европейский дом – двухэтажный, с черным переплетом фахверка, с флюгером над черепичной крышей.

– Как терем из сказки! – сказала девочка.

– Точь-в-точь как в Петербурге. Внизу там должна быть зала со столами, а наверху комнаты для проезжающих. Что ж, пойдем учиться пятой ступени.

На горбатом, нерусском крыльце сидел нерусский же человек в полосатом колпаке. Подымливал длинной трубкой, позевывал.

– Кута прьоте, рфань? – сказал он сердито. – Нишшым нелься. Фон!

Швед, определил Симпэй по выговору. Должно быть из давних, еще ингерманландских пленных. Многие из них, кто пооборотистей, неплохо устроились.

И перешел на шведский:

– Не суди о нас по одежде, сударь. Я сопровождаю молодого господина, он сын богатого коммерсанта. А нищими мы одеты для экономии, чтобы не тратиться на охрану. Кто тронет оборванцев? Однако деньги у нас есть.

И сверкнул зажатым в пальцах золотым.

Хозяин сразу вскочил, сдернул колпак, сверкнув плешастой головой.

– У нас есть обычные нумера по десяти копеек, есть со столом и стульями – по четвертаку.

– А получше?

– Есть «Царский», держим для самых почтенных гостей. Rublevik.

Запрос был бешеный – чтоб поторговаться, но Симпэй не стал.

– Берем. Там же и потрапезничаем. Подавай к столу всё лучшее. Музыка есть?

– Есть скрипач, есть клавикорды. Желаете – позову русских peselniki.

– Чего он про песельников? – спросила Ката, с любопытством вслушиваясь в незнакомую речь.

Симпэй перевел.

– Давай скрипку и эти, клава… – попросила девочка. Симпэю понравилось, что она любопытна к новому.

– Еще одолжи нам слугу, чтобы проводил в лучшие городские лавки и потом доставил сюда купленное.

– Это вам на Гостиный двор нужно. Почту за честь и удовольствие сопроводить лично, – поклонился хозяин. Ему было любопытно – что за люди такие, которые выглядят оборванцами, но сорят деньгами.

Звали хозяина Яном Тьюрсеном, он попал в русский плен двенадцать лет назад, в Эстляндии. Сначала было плохо, но потом научился жить по-русски и стало хорошо. Возвращаться домой в Швецию владелец австерии не собирался. Там, говорят, совсем бедно, денег ни у кого нет, всё забирают на войну, а король Карл сидит где-то в Туретчине и запрещает министрам вести переговоры о мире.

– Умному и хитрому человеку в России жить выгодно, – говорил Ян, ведя постояльцев по мосту обратно в город. – Нужно только знать правила. Здесь кажется, что всё нельзя, а на самом деле почти всё можно.

Симпэй кивал, думая: вот обычный урок, который извлекает слепец, бредя жизненной дорогой, но не видя Пути. На самом деле всё наоборот. Кажется, что тебе всё можно, но хорошему путнику почти всё нельзя. Только идти вперед.

Сам он рассказал хозяину, что раньше плавал по морям, а теперь служит старшим приказчиком у архангельского купца с фамилией, которую шведу было не повторить и не запомнить: Sjaposjnikov.

По Гостиному двору было видно, что через Каргополь ездят люди всякие, в том числе с хорошим понятием и достатком. Зашли в самолучшую из платяных лавок, устроенную на голландский лад, как в столичных торговых рядах: с развешенным по стенам товаром, с картинкой кавалера и дамы над прилавком, даже с зеркалом – себя оглядывать.

Одетый по-немецки сиделец замахал на Симпэя и Кату рукой (они вошли первые): подите отсель, рванина! Но Тьюрсен его успокоил: «У коспот есть теньги», – и сиделец стал медовым-сахарным. Особенно когда Симпэй велел показывать всё наипервейшее – чтоб рубахи непременно тончайшего батиста, чулки и жилеты шелковые, порты с камзолами тонкого сукна, а башмаки самые дорогие.

– Не пялься, это не про тебя, – шепнул он девочке, которая зачарованно уставилась на дамские наряды: широкие робы с пышными юбками на фижмах, стомаки серебряного и златого шитья, муслиновые сорочки с нижними панталончиками.

И потом выбирал для ученицы всё сам – на глаз, без примера, потому что раздевать ее было нельзя. Накупил товару на сорок с лишним рублей. Уж мансэй так мансэй. Потрясенный Ян не позволил таким богачам нести покупки самим – обвешался свертками и коробками, почтительно тащил их сзади, как бы не смея идти вровень.

– В глазах рябит, – пожаловалась Ката, умученная переливчатым сиянием красок и блеском парчи.

– Эта ступень по-своему утомительна, – согласился Симпэй. – Но надо освоиться и на ней. Погоди, дальше будет еще трудней.

Трудно стало, когда девочка облачилась в абит-а-ля-франсэз, наряд молодого дворянина. Рубашку с кружевами надо было просунуть в полотняные подштаники, потом влезть в узкие кюлоты и чулки, поверху застегнуть тесный, не вздохнешь, жилет, потом камзол. На голову вздеть алонжевый парик и треугольную шляпу с позументом. На ноги – козловые башмаки, сверкающие пряжками разноцветного стекла.

Сам-то Симпэй оделся проще, в серое, но нижнее белье тоже было мягкое, ласкательное, из тонкого шелка. Приятно!

«Царские» покои в австерии были недурны. Зеркал аж четыре штуки, по всем стенам, а еще гравюры с морскими баталиями. В спальне – постеля с мягчайшими перинами и балдахином. Сбоку еще и комната для прислуги, где собирался разместиться Симпэй, поскольку ему пятую ступень осваивать было незачем, да и вредно в немолодые годы спать на мягком.