Читать книгу "Биоцентризм. Как жизнь создает Вселенную - Боб Берман"

Чалмерс, один из критиков Деннетта, характеризует так называемые «простые проблемы» сознания как «объясняющие следующие феномены»:

• умение различать, категоризировать внешние раздражители и реагировать на них;

• интеграцию информации когнитивной системой;

• возможность описания ментальных состояний;

• возможность системы оперировать собственными внутренними состояниями;

• сосредоточение внимания;

• сознательный контроль над своим поведением;

• разницу между сном и бодрствованием.

В популярной литературе некоторые из этих феноменов могут поверхностно трактоваться как исчерпывающий список проблем, связанных с сознанием. Но, хотя все вышеупомянутые проблемы представляются решаемыми на уровне нейробиологии, ни одна из них не затрагивает «сознания» в том смысле, в каком его понимает биоцентризм, а также многие нейрофизиологи и философы.

Признавая это, Чалмерс высказывает очевидное: «Истинная проблема сознания – это проблема опыта. Когда мы думаем и воспринимаем, в нашем мозге активно обрабатывается информация, но у этих процессов есть и субъективный аспект. Речь именно об опыте. Например, когда мы видим, мы испытываем визуальные ощущения. Есть телесные ощущения – от боли до оргазма; ментальные образы, которые создаются в сознании, ощутимые положительные и отрицательные эмоции, а также опыт постоянного мышления. Невозможно отрицать, что некоторые живые организмы переживают субъективный опыт. Но вопрос о том, как они воспринимают этот опыт, очень сложен… не вызывает сомнений, что опыт имеет физическую основу, но мы не можем удовлетворительно объяснить, почему и как он возникает. По какой причине физические процессы вообще могут порождать такой богатый внутренний мир? Это кажется объективно невероятным, но тем не менее внутренний мир существует».

Проблема сознания может показаться как легкой, так и очень сложной. Разница заключается в том, что в первом случае проблема сознания ограничивается его функциональными аспектами (работой). Кажется, что ученым достаточно лишь выяснить, какие отделы мозга какими процессами управляют – и можно будет смело утверждать, что проблема когнитивной функции человека разрешена. Иными словами, такая проблема механистична и поэтому сравнительно проста. Но у сознания (опыта) есть и более глубокий и бесконечно более обескураживающий аспект. Чалмерс указывает, что такая сложность возникает «именно потому, что проблема не сводится к работе или функциям мозга. Она остается и после того, как все важные функции мозга объяснены». Действительно, мы знаем, как различается, интегрируется и обрабатывается информация на уровне нейронов, но по-прежнему не можем объяснить, как она испытывается.

Когда мы описываем принцип функционирования любого объекта – будь то машина или компьютер, – обычно при этом не учитывается никаких аспектов, кроме физических и химических взаимодействий атомов, из которых состоит эта машина. Мы уже давно занимаемся конструированием сложных машин, задействуем в них высокие технологии и компьютерную память, собираем электрические микросхемы и твердотельные устройства, позволяющие решать задачи со все более высокой точностью и гибкостью. Вероятно, когда-нибудь у нас даже появятся машины, способные питаться, размножаться и развиваться. Но до тех пор, пока мы досконально не разберемся в принципах функционирования мозга, регулирующих логику пространственно-временных отношений, мы не сможем создать сознающую машину, такую как компьютер Data из сериала «Стар Трек», или Дэвида – мальчика из «И. И.».

Мой интерес к сознанию живых организмов и к тому, как мы воспринимаем мир, в начале 1980-х привел меня в Гарвардский университет, где я встретился с Б. Ф. (Фредом) Скиннером. Целый семестр пролетел незаметно. Это время я отчасти провел в беседах со Скиннером, а также сделал немало опытов в его лаборатории. Скиннер не занимался лабораторными исследованиями уже около двух десятилетий, с тех самых пор, как учил голубей парным танцам и даже игре в пинг-понг. Наши эксперименты оказались успешными, несколько наших совместных работ были опубликованы в журнале Science. Темы наших исследований быстро оказались подхвачены разными газетами и журналами; выходили статьи под названием «Говорят голуби: триумф птичьего мозга» (Time), «Говорят обезьяны: два пути к птичке Скиннера» (Science News), «Птицы говорят с Б. Ф. Скиннером» (Smithsonian) и «Ученые-бихевиористы “разговаривают” с голубями» (Sarasota Herald-Tribune). Фред выступал в телешоу Today и рассказывал, какими интересными были эти эксперименты. Это был самый лучший семестр за все мои университетские годы.

Это было и очень многообещающее начало. Все эти эксперименты хорошо сочетались с мнением Скиннера о том, что индивид – это «набор поведений, уместных в той или иной ситуации». Однако с тех пор, как я работал со Скиннером, мои взгляды изменились. Думаю, что бихевиористская наука не в силах ответить на все вопросы. Что такое сознание? Почему оно существует? Пока мы не ответили на эти вопросы, все исследования напоминают сборку ракеты и запуск ее в никуда. Много шума. Есть в такой работе и очевидные достижения, но совершенно непонятно, зачем мы это делаем. Возможно, с моей стороны несколько кощунственно задавать такие вопросы, так как тем самым я предаю память доброго, но гордого старика-ученого, который доверился мне много лет назад. Однако волнующие меня проблемы буквально висят в воздухе, предельно ощутимые, пусть и невысказанные. Они животрепещущие, как стрекоза и как светлячок, зеленоватым сиянием которого я однажды залюбовался на обочине. Может быть, все дело в том, насколько безрезультатными оказались все попытки нейрофизиологов описать сознание в контексте таких феноменов, как его проявление на уровне нейронов.

Разумеется, при постановке всех этих ранних экспериментов никто даже не сомневался, что проблема сознания, вероятно, будет решена, как только удастся описать работу всех синапсов мозга. Но наряду с таким мнением всегда присутствовал и невысказанный пессимизм. «Инструментарий нейрофизиологии, – пишет Чалмерс, – не может полностью описать сознательный воспринимаемый опыт, хотя, конечно, может рассказать о многом другом. [Возможно], сознание удастся описать в рамках какой-то новой теории». Действительно, в 1983 году в отчете Национальной академии наук США представители исследовательского информационного совета по когнитивным наукам и искусственному интеллекту признали, что проблемы сознания «представляют собой беспрецедентную основополагающую научную загадку, сравнимую с такими вопросами, как эволюция Вселенной, происхождение жизни или природа элементарных частиц…»

На самом же деле эта тайна проста. Нейрофизиологи разработали теории, позволяющие описать интеграцию отдельных информационных фрагментов в мозге. При этом ученым якобы вполне удалось объяснить, как сливаются в согласованное целое разрозненные атрибуты каждого воспринимаемого объекта – например, форма, цвет и запах цветка. Некоторые ученые, например Стюарт Хамерофф, полагают, что этот процесс протекает на столь глубоких уровнях мозга, что на него влияют квантовые взаимодействия. Другие исследователи, в частности Крик и Кох, считают, что в основе этого процесса лежит синхронизация клеток мозга. Отсутствие общего мнения по столь фундаментальному вопросу красноречиво свидетельствует, какую титаническую задачу мы перед собой ставим, даже если нам и суждено постичь механику сознания.