Читать книгу "Приключения английского языка - Мелвин Брэгг"

Английское дворянство и многие образованные люди отправлялись на континент, особенно в Италию, и возвращались оттуда с багажом старинных артефактов, новой моды, новых слов и новых устремлений. В Италии их восхищало то, как язык совершенствовался в поэзии. Поэзия обогащала и развивала язык, и англичане исполнились решимости последовать примеру Европы.

Писать на собственном языке, играть с ним, лепить его – таковы были цели, к которым стремились образованные англичане. Английская литература вошла в моду. Учитель Елизаветы I Роджер Эшем отмечал, что его коллеги с большим удовольствием читали бы по-английски роман середины XV века «Смерть Артура» Мэлори, нежели Библию. Они начали подражать и экспериментировать. Например, Генри Говард, граф Суррей, впоследствии обезглавленный Генрихом VIII, при переводе «Энеиды» Вергилия использовал белый стих.

Один из собратьев Говарда по перу, гуманист и придворный Томас Уайетт при Генрихе VIII был обвинен в измене, признан невиновным и, избежав казни, отправился в путешествие по Италии, Франции и Испании. При французском и итальянском дворе он обнаружил сонет – форму, которой предстояло подготовить английский язык к великому поэтическому будущему. Сонет, стихотворная форма из 14 строк, написанных пятистопным ямбом, сложился в Италии к XIII веку. Уайетт, как и множество других поэтов, обратил особое внимание на итальянские сонеты великого Петрарки, отметив характерные для многих из них любовные мотивы (ради которых сонет, пожалуй, и был создан), и ввел сонет в английский язык.

Вряд ли стоит подвергать сомнению (хотя желающие находятся), что английский сонет, источником которого послужило путешествие Уайетта по Европе, оказался решающим фактором в становлении английского языка. К тому времени язык был похож на толстый плетеный канат из множества жгутов, все еще обернутый вокруг древнеанглийской оси, все еще украшенный древнескандинавским, обильно сдобренный французским. Теперь это был язык, выполнявший разнообразные задачи: язык религии, закона, двора, полей, войны, работы, праздников; язык гнева, хамства и ханжества; язык на все времена года, но все еще не полностью готовый для выражения оттенков эмоций и не настроенный для передачи гармонии души. Сонет стал его проводником на этом пути.

Хотя строгая структура сонета могла показаться ограниченной, он стал для поэтов испытательным полигоном. На этом полигоне можно было шлифовать язык, полировать каждое слово, затмевая соперников. Совершенствуя собственные сочинения, поэты совершенствовали и английский язык.

Королева Елизавета I по праву считается самым образованным монархом, когда-либо занимавшим трон Англии. Не считая владения ораторским искусством, продемонстрированного при Тилбери, она говорила на шести языках и переводила французские и латинские тексты. Более того, она увлекалась поэзией и даже сочиняла сама:

I grieve and dare not show my Discontent;I love and yet am forc'd to seem to hate;I do, yet dare not say I ever meant;I seem stark mute but Inwardly do prate.

(Печалюсь я, но мне мой долг велитЛюбовь под маской ненависти скрыть,Боль затаить, спокойной быть на видИ слова лишнего не проронить.)

Англия нуждалась в литературе, которая отражала бы новый статус языка, и теперь придворным и рыцарям из окружения Елизаветы I выпала честь создания такой литературы на родном языке. На службу литературе был призван поэт-дворянин, владеющий пером так же искусно, как и мечом, и ему теперь предстояло сыграть свою роль в приключениях английского языка. Придворный сочинял ради собственного удовольствия, напоказ, и просто из любви к творчеству; он красовался, играя со словами, стремясь выразить в стихотворной строке себя и обретая в стихах бессмертие.

Идеальным воплощением поэта-придворного был сэр Филип Сидни. Родился этот отважный аристократ в 1554 году в одном из знатнейших семейств Англии, в Пенхерст Плейс, а погиб на поле боя, сражаясь против испанцев в Нидерландах, в возрасте 31 года. Он прославился тем, что отдал флягу с водой другому раненому солдату, сказав при этом: «Твоя нужда больше моей».

К 25 годам Сидни успел поработать послом Елизаветы I за рубежом и опубликовать сборник любовной лирики, непревзойденной по тем временам. В его распоряжении были досуг, богатство, образование, острый ум и желание сделать родной язык темой стихов и трактата о языке под названием «Защита поэзии». Он сочинял музыку и песни и был блистательным поэтом-придворным.

Один из его сонетов представляет собой беседу об английском языке. Это диалог поэта с самим собой о том, может ли сочинение стихов облегчить муки любви, и о том, как его слова воспримут другие люди. В одиннадцатой строке он приказывает своему разуму (wit, внутреннему голосу) умолкнуть, поскольку его мысли (wit, тоже разум) губят его способность писать (wit, снова разум). Но поэт все еще пребывает в сомнениях и размышляет о том, не является ли сочинительство пустой тратой чернил, хотя и надеется, что его слова, возможно, способны передать достоинства Стеллы, его возлюбленной и причины всех его страданий.

Come, let me write. And to what end? To easeA burthen'd heart. How can words ease, which areThe glasses of thy dayly-vexing care?Oft cruel fights well pictur'd-forth do please.Art not asham'd to publish thy disease?Nay, that may breed my fame, it is so rare.But will not wise men thinke thy words fond ware?Then be they close, and so none shall displease.What idler thing then speake and be not hard?What harder thing then smart and not to speake?Peace, foolish wit! With wit my wit is mard.Thus write I, while I doubt to write, and wreakeMy harmes in inks poor losse. Perhaps some findStella's great pow'rs, that so confuse my mind.

(Спроси: «Зачем ты пишешь?» – Для покояСердечного! «Но можно ль утолитьСловами муки – муку?» – Может быть,Ведь прелесть есть в изображенье боя!«Не стыдно ли стонать перед толпою?» –Нет, это может славу породить.«Но мудрецы ведь могут осудить?» –Тогда суть мысли я искусно скрою!«Но что глупей, чем вопиять в пустыне?» –Что тяжелей, чем в боли промолчать?Исчез покой, расстроен разум ныне…Пишу, рядя: писать ли? Не писать? –Чернила сякнут, мука не скудеет…Прочтет ли кто, как Стелла мной владеет?![9])

Поэзия и связанное с ней новаторство стали отправной точкой высокого стиля. В «Защите поэзии» Сидни воспевает sound stile (безупречный стиль), не допускающий использования old rustike language (старого нескладного языка). Он утверждает, что поэзии следует стремиться к идеалу, а не копировать реальность. Поэт может украсить мир ярче, чем сама природа: слова способны изменить мир. Для молодых образованных поэтов – кавалеров Англии это был упоительный вызов, и они приняли его. Так поэзия стала испытательным полигоном для английского языка.