Читать книгу "Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - Сергей Стопалов"

Не поделив одну прекрасную даму, один из офицеров нашего полка вызвал другого на дуэль. На аллее парка секунданты отмерили пятнадцать шагов и с обеих сторон обозначили барьеры. Дуэлянтам предложили на выбор одинаковые пистолеты, в каждом из которых было по одному патрону. После сигнала и сближения почти одновременно прозвучали выстрелы. Итог? Двое раненых (один в плечо, другой в живот) отправлены в госпиталь, а после выздоровления все участники дуэли, включая секундантов и фельдшера, понижены в звании и демобилизованы.

В то время среди наших войск начали быстро распространяться венерические заболевания, и в Веймаре, на территории бывшего немецкого концлагеря, появился венерический госпиталь, который наши ребята назвали «Голубая дивизия».

Как-то раз после отбоя меня вызвал дежурный по части. Рядом с ним стоял незнакомый солдат, доставивший бумагу, в которой меня вызывали в отдел Смерша. До штаба бригады, где он размещался, нужно было пройти по городу несколько кварталов. Я шел впереди, а чуть сзади конвоир с карабином. По дороге напряженно соображал, что могло быть причиной ночного вызова. Но при любых обстоятельствах ждать ничего хорошего от военной контрразведки было нельзя. В здании штаба поднялись на второй этаж, где стоял часовой. Мне велели сесть на скамейку и ждать, а конвоир удалился куда-то по коридору.

Через полчаса меня вызвали. В комнате сидел лейтенант, который сразу же, не глядя на меня, начал задавать вопросы:

– Когда вы последний раз видели рядового Шилова?

Вопрос был неожиданным. Шилов был моим подчиненным. Его отправили в санбат с подозрением на заболевание сифилисом.

– Две недели назад. Из части он, по приказу командира дивизиона, отбыл в госпиталь, и больше я его не видел.

– Не видели? – переспросил лейтенант.

– Не видел! – твердо ответил я.

Лейтенант первый раз внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Шилов в госпиталь не явился. Мародерствовал. Сейчас он арестован и просит принести ему туалетные принадлежности и личные вещи. Вот список. Вы свободны. Можете идти.

Спустя месяц над Шиловым состоялся показательный процесс военного трибунала, из которого стали ясны подробности его похождений.

В госпиталь он не пошел и некоторое время болтался по городу. Ночевал у разных женщин, а продукты и вино отбирал у продавцов небольших лавок. Пару раз его задерживали патрули, но на вопрос о документах он отвечал:

– Я – сифилитик. Сейчас как плюну!

И патруль немедленно исчезал.

Задержали Шилова случайно. Стоя на шоссе с пистолетом в руке, он остановил машину и потребовал отвезти его в город. Сидевший сзади майор, видя пьяного солдата, подвинулся и предложил сесть рядом. Через десять минут Шилов задремал, а майор юстиции, оказавшийся прокурором нашей бригады, доставил его в комендатуру. Военный трибунал, заседавший в нашей части, приговорил Шилова к пяти годам исправительно-трудовых работ. А мне надолго запомнился этот ночной вызов в отдел Смерша.

Я относился к тем людям, которые пили довольно много спиртного, но не выходили за рамки приличия и алкоголиками не стали, хотя иногда и попадали в глупое положение.

Как-то раз в выходной день, когда хозяйственные работы, которыми мы занимались последнее время, не велись, я решил надеть новый китель и прогуляться. Мои друзья куда-то ушли, и похвастаться было не перед кем. На дворе моросил дождь, я немного постоял и хотел было вернуться в помещение, но в это время из окна второго этажа нашей казармы выглянул автотехник первого дивизиона и позвал меня к себе. На столе стояла пол-литровая банка со спиртом, а в тарелке лежал соленый огурец. Китель лейтенанту понравился, и он предложил выпить. Налив каждому по граненому стакану, лейтенант разрезал огурец, выпил спирт, запил его парой глотков холодной воды и сунул в рот половину огурца. То же проделал и я.

Немного поговорив, мы вышли во двор. Дождь продолжался. В метре от крыльца находилась большая, но мелкая лужа. Было жарко, и мне захотелось в нее лечь. Но я, помня о новом кителе, ложиться в лужу воздержался. Оглянувшись и увидев, что лейтенант ушел, я стал на карачки и начал макать голову в лужу. Возвратившиеся ребята увидели эту картину, подняли меня, притащили в комнату и уложили в кровать. А вечером, когда я уже очухался, весело смеясь, рассказывали старшине, как спасали меня от утопления. И это действительно было смешно.

Несмотря на серьезные последствия от употребления спиртного, тяга к нему постоянно росла, а после окончания войны приобрела катастрофический характер. Этому в большей степени способствовало появление в воинских частях магазинов военторга, где можно было купить крепкие напитки.

После окончания войны в армии началась реорганизация. Для решения кадровых вопросов при штабе полка был создан специальный отдел. Особенно трудно решались вопросы со средним и старшим командным составом. Около дверей отдела постоянно толпились лейтенанты, капитаны, майоры и другие командиры. Офицеры, имевшие хорошее образование и гражданскую специальность, подавали рапорты об увольнении из армии, а те, у которых до войны не было опыта работы, принимали все меры, чтобы не увольняться и остаться служить в частях вооруженных сил. Чаще всего военные чиновники поступали наоборот. Одними из первых были уволены в запас лейтенант Малахов, майор Плющ и некоторые другие офицеры, не отличившиеся на военной службе. В то же время майор Леноровский и наш бывший парторг капитан Лубянов, несмотря на их просьбы об увольнении, были оставлены в армии еще на несколько лет.

В отличие от командного состава, рядовых и сержантов демобилизовывали по Указу Верховного Совета в зависимости от возраста. Первым в конце 1945 года уехал наводчик Гарош, которому к этому времени стукнуло сорок четыре года. Грустно было прощаться с этим замечательным человеком – главным хозяином нашего расчета. Во второй этап демобилизации попали Очкас и Станчиц – борцы с алкоголем, не выпившие за все время пребывания на фронте ни капли спиртного. Потом поехали домой заряжающий Хомяков и досыльный Егоров, от которого у нескольких наших офицеров остались неплохо сшитые им сапоги.

В конце следующей весны заместитель командира бригады по политчасти подполковник Ковалев, у которого почти одновременно демобилизовали ординарца и шофера, предложил мне перейти к нему. При этом он сказал, что собирается переехать на работу в Москву и возьмет меня с собой. Мне очень хотелось домой, и я, не раздумывая, согласился. Однако вскоре стало известно, что в Москву его не переводят, и Ковалев командировал меня в Баку, где он раньше служил, за женой и двумя сыновьями восьми и десяти лет. По дороге я два дня провел в Москве. Бабушка к этому времени уже умерла, и я останавливался у дяди.

В Азербайджане я сразу же ощутил трудности командировки. Ковалевы жили здесь много лет и накопили массу вещей, которые надо было упаковать, отвезти на станцию и отправить родственникам. При выполнении этой работы со мной никто из чиновников, включая военных, просто так разговаривать не хотел. Все требовали «даш баш», то есть взятку деньгами или вещами. Денег на это не было, а вещи без разрешения я отдавать не мог. Нина Васильевна – жена Ковалева – хорошо знала местную ситуацию, и в конце концов вещи, хотя и с некоторой задержкой, удалось отправить.