Читать книгу "Че Гевара. Важна только Революция - Джон Ли Андерсон"

В Манагуа Эрнесто посетил аргентинское консульство, чтобы проверить, нет ли для него корреспонденции из дома, и обнаружил «глупую» телеграмму от отца, который тревожился из-за отсутствия новостей и предлагал, если нужно, выслать сыну денег. Эрнесто это взбесило, и в первом же письме из Гватемалы, датированном 28 декабря, он излил свое раздражение: «Я полагаю, ты теперь понимаешь, что даже если я буду умирать, то не стану просить у тебя денег, и, если мое письмо не приходит в ожидаемый срок, тебе просто следует немного потерпеть, ведь у меня, к примеру, может не быть лишних денег на марки, хотя в целом у меня все прекрасно и голод мне не грозит. Впредь, если ты будешь чувствовать волнение, то вместо того чтобы отправлять мне деньги, возьми их и сходи в бар или еще куда, но я не собираюсь отвечать более на такого рода телеграммы».

Суровый тон письма, похоже, свидетельствовал о том, что Эрнесто решительно отделяет себя от родных. С безопасного расстояния, оттуда, где никто не мог ни остановить, ни повлиять на него, он смело заявлял: «Это я, подлинный я, нравится вам это или нет; с этим ничего нельзя поделать, так что лучше смиритесь».

Глава 9

«Ни позора, ни славы»

I

Впервые в жизни Эрнесто открыто присоединился к политическому движению. Отринув сомнения, он выбрал гватемальскую «левую» революцию. Гевара писал родным, что, несмотря на все пороки и изъяны этой страны, здесь он дышал «самым демократичным воздухом» во всей Латинской Америке.

Первым испытанием для Эрнесто стал поиск полезного дела, которое он мог бы на себя взять. Удивительно, но он его так и не нашел. Следующие полгода не принесли ему «ни позора, ни славы».

Однако Гевара встречался со множеством интересных людей. Пытаясь помочь ему получить должность в сфере медицины, Ильда Гадеа, имевшая знакомых повсюду, представила молодого врача некоторым высокопоставленным чиновникам. Среди них были министр экономики Альфонсо Бауэр Паис и секретарь президента Арбенса Хайме Диас Роццото. Гевара дотошно расспрашивал их о гватемальской революции и говорил о своем желании поработать где-нибудь по медицинской части. Он тешил себя надеждой устроиться в больницу для прокаженных в отдаленных петенских джунглях на севере Гватемалы, рядом с храмовым комплексом майя Тикаль, главным археологическим памятником страны.

Ильда также познакомила Эрнесто с профессором Эдельберто Торресом, никарагуанским политэмигрантом и исследователем творчества поэта Рубена Дарио. Его красивая юная дочь Мирна только что вернулась к отцу, проведя год в Калифорнии, где она изучала английский, и теперь работала с Гадеа в Обществе поддержки сельского хозяйства, организованном правительством Арбенса для кредитования крестьян. Брат Мирны Эдельберто-младший, который являлся генеральным секретарем коммунистической молодежной организации Гватемалы «Демократическая молодежь», недавно вернулся из поездки в Китай. Гостеприимный дом Торресов был местом встречи политэмигрантов, таких как Ильда, и Эрнесто с Гуало также были приняты в их круг. Когда Эрнесто впервые появился в доме Торресов, он познакомился с четырьмя кубинскими эмигрантами, за несколько месяцев ставшими известными в городе. Их звали Антонио «Ньико» Лопес, Армандо Аренсибиа, Антонио «Биготес» Дарио Лопес и Марио Далмау.

Кубинцы выделялись на фоне других эмигрантов. Они были единственными, кто участвовал в вооруженном восстании против диктатуры, и, хотя их попытка не увенчалась успехом, решимость и отвага, с которыми они попытались свергнуть режим Батисты, снискали кубинцам всеобщую славу, и многие искренне восхищались ими. Ньико и его товарищи были среди тех, кто шестью месяцами ранее под руководством молодого юриста Фиделя Кастро Руса напал на армейские казармы Монкада и на гарнизон в Баямо. Заговорщики избежали расправы, спрятавшись в посольстве Гватемалы в Гаване. Теперь они томились в Гватемале, с нетерпением ожидая, когда руководители их организации поставят перед ними новые задачи. Пока же они были местными знаменитостями, без них не проходил ни один званый обед или пикник, устроенный членами эмигрантской общины.

Лидер повстанцев Фидель Кастро, недавно представший перед кубинским судом и приговоренный к пятнадцати годам заключения, томился в одиночной камере в тюрьме на острове Пинос. Однако, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, кубинцы в Гватемале, и особенно Ньико, со страстной убежденностью говорили о продолжении своей борьбы.

«Ньико был уверен, что не задержится в Гватемале надолго, — писала Ильда, — и что вскоре переедет в другую страну, где присоединится к Фиделю и продолжит работу по подготовке революции».

Ньико произвел впечатление на Эрнесто, и тот вскоре стал испытывать большую симпатию к этому сердечному и общительному кубинцу. С целью заработать немного денег Ньико со своими товарищами и Эрнесто занялись совместной торговлей комиссионными товарами. Ньико первым дал Геваре прозвище «Че Аргентино» за его типично аргентинское пристрастие к словечку индейцев-гуарани «че», что означает «эй, друг». От него же Эрнесто получил первые сведения о начальных стадиях развития кубинского повстанческого движения и о его лидере Фиделе Кастро.

Однако в то время не Куба, а Гватемала находилась в центре внимания Эрнесто.

Встреча с министром здравоохранения не принесла желаемого результата: Геваре сообщили, что он должен еще год отучиться на курсах, чтобы его аргентинский диплом стал действителен в Гватемале.

В письме от 15 января Эрнесто, в весьма ироничной манере сообщил родным о своих финансовых неурядицах: «Я продаю драгоценный образ Господа Эскипуласского, Черного Христа, творящего удивительные чудеса. У меня припасен богатый набор историй об этих чудесах, и я постоянно придумываю новые и опробываю их действенность при продаже».

И он отнюдь не шутил. Вместе с Ньико Лопесом Эрнесто придумал, как нажиться на широко распространенном почитании гватемальского Черного Христа. Ньико додумался вставлять маленький образок в стеклянную рамку с подставкой, снабженной электрической лампочкой, которая его подсвечивала. Ньико занимался изготовлением таких икон, а Эрнесто — их сбытом.

Письмо Эрнесто всерьез обеспокоило его родных, особенно тетю Беатрис. Она выслала племяннику немного денег, которые, впрочем, до него не дошли, а затем отправила еще письмо. Его ответ был полон сарказма. Эрнесто сообщал Беатрис, что, по его предположению, «демократически настроенный сотрудник почты просто совершил справедливое перераспределение средств». «Не посылай мне больше денег, поскольку ты не можешь себе этого позволить, а у меня тут доллары валяются под ногами. Я постоянно нагибаюсь, чтобы их подобрать, аж прострел в спине заработал».

II

Пока Эрнесто и Гуало продолжали борьбу за выживание, у Мирны Торрес и некоторых ее подружек появились виды на двух молодых аргентинцев.

Вскоре, однако, Мирна поняла, что Эрнесто более всего интересуется Ильдой, хотя та была и старше, и не так привлекательна. «Мало-помалу и мои подруги осознали, что наши аргентинцы, особенно Гевара, предпочитают беседовать с Ильдой, поскольку с ней они могут обсуждать политику. Выяснилось, что на некоторые встречи Ильда нас даже не приглашает. Сначала меня это расстраивало, но затем я поняла, что молодые люди действительно интересуются гватемальской революцией и тянутся к Ильде, поскольку она может познакомить их с вождями революции».