Читать книгу "Шопинг с Санта Клаусом - Елена Логунова"

Болезненный вскрик пострадавшего заглушил приветственный рев толпы. В просторном помещении, очень похожем на зимний сад, скопилось не менее сотни костюмированных граждан. Они рассредоточились среди фикусов и пальм с бокалами в руках и явно только нас и ждали, чтобы приступить к широкомасштабному веселью. Вместе со спиральками серпантина в кабину лифта влетел торжествующий хоровой крик, и один особенно громкий женский голос возвестил с энтузиазмом распорядителя охоты:

– А вот и они!!!

– Здравствуйте, дети! – жалко вякнула в ответ новоявленная Снегурочка.

Коронная фраза, которую Ирка вынашивала с момента, как только узнала о предстоящем дебюте, погибла втуне, ее никто не услышал.

– Дед Мо-роз! Дед Мо-роз! – скандировала пестрая толпа.

– Я пошел! – деловито сказал бесстрашный Костя Розенкранц, выдвигаясь из лифта упругим шагом с подскоком.

Оказавшись в зале, он вскинул руки, а потом свободной от посоха правой побоксировал с воздухом и сорвал бурные аплодисменты.

– Сне-гу-ро-чка! Сне-гу-ро-чка! – заревели азартные зрители.

– Ой, мама! – пискнула Ирка.

Она трусливо попятилась и крепко, всем своим немалым весом, наступила на ногу Петеру, который с мученической улыбкой потирал подбитый глаз. К новой травме он подготовиться не успел и отреагировал не по-джентльменски: отпихнул Ирку так, что она вылетела из кабины, как ядро из жерла пушки. Ирка врезалась в Костю, который успел встать в центре зала и гордо подбочениться, едва не сбила его с ног и растерянно завертелась на месте. Бешено вращающиеся рыжие косы сообщили ей большое сходство с готовящимся к подъему вертолетом. Не скрою, это было эффектно.

– Ур-ра! – закричали благодарные зрители.

– Может, мне выйти к ним в стойке на руках? – почесав себя промеж бутафорских медвежьих ушей, пробормотал Вадик, неприкрыто завидуя чужому актерскому успеху.

– Не вздумай! – испугалась я. – Я не собираюсь тащить на себе всю нашу аппаратуру, как настоящий ездовой олень!

– Петер, дорогой, ну, наконец-то!

Навстречу одноглазому хромоногому Зайчику Вайсману выплыло дивное создание, заметив которое Вадик Медведь Рябушкин крякнул, как Серая Шейка при виде подбирающейся к ней лисицы. Кряк был испуганный и очень походил на крик о помощи. Я поняла, что наш прославленный ловелас морально раздавлен, хотя явившаяся нам дама запросто могла сделать это и физически.

– Но, Ангела, дорогая, мы же не опоздали! – тряся хронометром на запятье, с беспокойством напомнил Петер.

– Ангела?! – беспомощно курлыкнул мне в ухо Вадик Серая Медвежья Шейка.

Было вполне понятно, о чем он подумал. «Ангельское» имя подходило дорогой подруге Петера примерно так же, как заслуженному, предпенсионного возраста, слону с индийского лесоповала – нежный капроновый бантик на шее. У Ангелы было смуглое усатое лицо корсара и могучее тело кариатиды, способной в целости и сохранности пронести бушприт Летучего Голландца сквозь любые бури и штормы. Ее буйной черной гривой и громким рыком можно было устрашить африканского льва, а пламенным взором – испепелить в честном поединке огнедышащего дракона. Нос у Ангелы был кривой, как ятаган, брови широкие и лохматые, как пенный след в кильватере судна, голос звучный, как боевая труба, а очи такие же глубокие и темные, как глазницы Веселого Роджера. Хотя в целом на череп с костями она не походила, так как живым весом перещеголяла даже стокилограммовую Ирку.

Все это устрашающее великолепие было завернуто в серебряную парчу и увенчано диадемой с высокими стеклянными зубьями.

«Интересно, кого она изображает? – заинтересовался мой внутренний голос. – Статую Разбойной Свободы?»

– Ну, как я тебе, Петер? – спросила меж тем красотка, крепкой, как абордажный крюк, рукой выдергивая Вайсмана из лифта. – Я нынче Снежная Королева!

В снежнокоролевском наряде знойная Ангела выглядела одновременно нелепо и невероятно притягательно – как шаровая молния в бархатной коробочке из ювелирного магазина. Энергетика и природный магнетизм у нее были такие, что даже захотелось проверить, ловят ли сигнал сотовые телефоны: искрометная Ангела должна была создавать мощные помехи работе электронных приборов.

На живые организмы она тоже действовала сокрушительно.

– Какая женщина! Это что-то! – восхитился Вадик.

Я проследила направление его взгляда и убедилась, что затуманенный взор моего напарника упирается в смуглую грудь, двумя цунами вздымающуюся в вырезе серебряного платья. Не нужно было обладать большой фантазией, чтобы представить, какие разрушительные последствия может иметь внезапный выход этой буйной плоти из парчовых берегов.

– Вадик, не вздумай! – всполошилась я. – Эта женщина похожа на пиратский бриг! Она тебя разобьет, захватит, ограбит и потопит! Отплывай в сторонку, у вас силы неравные и водоизмещение разное!

– В подобной ситуации меня такие трусливые соображения не останавливают! – высокомерно бросил напарник, особо выделив слово «меня».

Он подхватил с пола операторский штатив и кофр с камерой, фыркнул и вышел из лифта, оставив меня в одиночестве и глубоком недоумении.

«Это что такое было? – насторожился мой внутренний голос. – Неужели – намек на то, что какие-то трусливые соображения могут остановить в подобной ситуации тебя?»

На вопрос это не тянуло – больше походило на бессмысленное самоедство, и я из соображений душевной безопасности предпочла не фиксироваться на теме бурных романов с трагическим финалом. Дедушка Розенкранц уже затеял вблизи принаряженной елочки какую-то веселую игру, зрители целиком переключились на него, и от меня театрального появления никто не ждал. Держа на плече удочку с микрофоном, как странствующий косарь – орудие своего крестьянского труда, я тихо выступила из лифта, скромно встала в уголочке под раскидистой монстерой и оглядела зал.

Публика, судя по карнавальным костюмам, в оранжерее гуляла богатая. Никаких одноразовых одежек из накрахмаленной марли с отделкой из мишуры, все наряды были добротными, ладно скроенными и сшитыми точно по мерке. И на аксессуарах никто не сэкономил: зеленые волосы Русалочки опутывал натуральный жемчуг, в башмачках Золушки угадывалась работа муранских стеклодувов, а Золотой Ключик Черепахи Тортиллы охотно взяли бы в любом ломбарде.

– Кто все эти милые люди? – засмотревшись на маску Буратино, искусно вырезанную из древесины карельской березы, задумалась я вслух.

– Это наш персонал, партнеры и любимые клиенты, – фальцетом подсказали мне с другой стороны просторной деревянной кадки.

Я заглянула за нее и увидела нечто похожее на гигантский пуф в чехле из белого шелка. Подобие дегенеративной мебели имело четыре ноги, две из которых были бутафорскими, а две настоящими, явно женскими, обутыми в белые балетки с перекрещивающимися шелковыми ленточками. Все конечности – и натуральные, и фальшивые – были пухлыми и мягкими, а на рабочей поверхности пуфа помещалась человеческая голова в светлых кудряшках.