Читать книгу "Что такое мышление? Наброски - Андрей Курпатов"

Впрочем, это точно такая же иллюзия, как и наше личностное «я», или как то, что мы думаем «сознательно», и прочие тому подобные иллюзии, призванные упростить нам восприятие реальности до тех схем, которые мы способны осмыслить в рамках более-менее непротиворечивых представлений.

По большому счету, всё, что мы называем «представлением», есть такое «символическое», когда значение нам кажется очевидным, а то, чем оно нам дано (а носитель у информации есть всегда), нам неочевидно.

263. Следующий важный вопрос: является ли условностью разделение уровней психической организации на уровень значений (состояний) и уровень знаков (слов)?

Разумеется, да. Не может быть никаких сомнений в том, что для психики и «знак», и «значение» являются некими идентичными в своем существе нейрофизиологическими комплексами. Вопрос лишь в том, в каких отношениях эти комплексы друг с другом состоят.

То есть знаки становятся «знаками», только будучи в специфических нейрофизиологических отношениях со значениями, а те, в свою очередь, становятся «значениями» только тогда, когда образуют специфические нейрофизиологические связи со «знаками». Поэтому именно эта связь «знаков» и «значений», пусть лишь структурная, а не нейрофизиологическая, и является предметом рассмотрения в рамках нашей «теории мышления».

Действительно, в каком-то смысле и то и другое – это определенные нейрофизиологические явления (комплексы), но особенности связи между ними и создают для нас возможность представить их отношения в рамках такой структуры. И очевидно, что это вовсе не такая уж простая для психики задача – понудить одну совокупность своих элементов (нейрофизиологических комплексов) оказаться в каком-то специальном отношении с другими своими нейрофизиологическими комплексами (очевидно, что без серьезного внешнего давления и внутренней, сопротивляющейся этому давлению мотивации это было бы невозможно).

Учитывая данные обстоятельства, вряд ли можно было бы ожидать, что мы обойдемся без трудностей, описывая процесс отношений между «уровнями» психической организации. Однако, пытаясь описать это дело иначе, особенно с привлечением таких запрещенных и откровенно испорченных слов, как «сознание», «подсознание», «неосознанное», «бессознательное», «кора», «подкорка», «первая сигнальная система», «вторая сигнальная система» и т. п., мы рискуем оказаться в непроходимой терминологической чаще.

Схема, предлагающая нам ограничиться данными понятиями – «уровень знаков» и «уровень значений», позволяет сохранить структурный компонент, но избавляет от необходимости динамической оценки. Понятно, что, если речь идет о мышлении, мы всегда имеем дело с целостным психическим процессом, и максимально правильно говорить о том, что мыслится и как это представляется.

То есть мы должны думать об интеллектуальных объектах (образуемых и движимых интеллектуальной функцией) и о том, как мы их воспринимаем (представляем), – о знаках (представлениях) и значениях как некой реальности мышления, данной нам в знаках (представлениях).

Собственно эту схему я и пытался воспроизвести здесь, лишь изредка злоупотребляя ее четкостью для обеспечения большей понятности излагаемых соображений.

264. В конечном итоге разговор о мышлении сводится к тому, какие интеллектуальные объекты мы способны создать, как работает интеллектуальная функция и насколько наши модели функциональны для решения задач реконструкции отдельных фрагментов реальности.

По существу, это всегда своего рода танец вокруг действительной реальности, который мы исполняем так или иначе, в зависимости от сложности организации пространства нашего мышления, а его эффективность определяется фактическими результатами, то есть достижением тех целей, которые были поставлены.

Главный навык мышления – это построение сложных интеллектуальных объектов, где «сложность» интеллектуального объекта – это включенность в него максимального количества фактов. И мы учимся этому именно посредством создания своего рода симулякра реальности – «мира интеллектуальной функции». Сам он, конечно, тоже реальность, хоть ее и не увидеть, и не пощупать, и с помощью МРТ не измерить. «Мир интеллектуальной функции» есть, он реален, и мы можем на нем тренироваться.

Формирование навыков существования нашего личностного «я» в реальности «мира интеллектуальной функции» – это и есть тренировка наших отношений с реальностью, хотя в этом случае данной нам так. В конечном счете мы должны понимать, что реальность – это не то, что можно пощупать, а то, что так или иначе (и способ ее существования здесь не так важен) действительно есть.

Таким образом, тренируясь на «мышах» нашего символического «мира интеллектуальной функции», мы развиваем универсальный инструмент мышления, необходимый для реконструкции реальности как таковой. И если мы сможем дотянуться до нее – существующей очевидно иначе, другим способом, – этот инструмент будет вполне функционален.

265. Всё это свидетельствует о том, что с мышлением мы, по существу, имеем ту же ситуацию, что и с квантовой теорией – эта реальность непредставима, а то, как мы ее себе представляем, лишь возвращает нас к пониманию ее неопределенности.

С некоторой долей условности мы можем говорить о том, что мышление есть способность человека, сформированного культурно-исторической средой, позволяющая ему собирать интеллектуальные объекты разной степени сложности и новизны.

Методологии мышления надлежит изучать способы развития интеллектуальной функции человека, благодаря которой в процессе пролонгированной озадаченности он получает возможность создавать наиболее эффективные с практической точки зрения реконструкции действительной реальности.

И возможно, главными направлениями работы, которые сейчас кажутся наиболее перспективными, являются:

• создание технологий обучения формированию социального пространства, позволяющего обнаруживать интеллектуальные объекты максимальной сложности и строить сложные взаимосвязи этих объектов друг с другом;

• создание технологии работы с интеллектуальными объектами – тренировка состояния пролонгированной озадаченности, конфронтация с реальностью, интеллектуальные игры («мысленные эксперименты»);

• и поскольку работа интеллектуальной функции не может быть эффективна при недостатке содержаний по соответствующей проблематике, задача состоит и в создании технологий, обеспечивающих образовательный процесс, адекватный возможностям и потенциалу развитой интеллектуальной функции.