Читать книгу "С театра войны 1877-1878. Два похода на Балканы - Лев Шаховской"

– Вот до этого места вы должны были доехать, – обращается граф Шувалов снова к драгунам.

Мы стоим еще минуты две, в которые граф Шувалов смотрел в бинокль на турок и на окружающие нас высоты. Фигуры у костра, по-видимому, не замечают нашей группы и продолжают лежать и греться, сохраняя прежние позы. Мешкать долее не представлялось никакой надобности, граф Шувалов поворачивает своего коня назад, и мы скрываемся за поворотом дороги, направляясь к своему биваку. «Завтра поедем на Павловскую гору», – говорит граф Шувалов, слезая с коня у своей палатки.

Русские позиции против Араба-Конака сосредоточиваются на двух высотах, известных ныне под именем гор Московской и Павловской.

В предыдущих моих письмах я упоминал уже, что турки, очистив Правицу, Этрополь и Орхание, направили свое внимание главным образом на защиту перевалов через Балканы и укрепились для этой цели в Златице, на горе Шандорник и на высотах у местечка Араба-Конак на Софийском шоссе. Русские войска, в свою очередь заняв Этрополь и Орхание, встретились на перевалах Балкан с такими сильно укрепленными позициями турок, что принуждены были ограничиться только занятием высот насупротив турецких, образовав, со своей стороны, линию укрепленных позиций по сю сторону Балкан. Так, русские заняли Златицкий перевал и окопались на нем; против горы Шандорник образовали две позиции, известные под именем позиций генерала Рауха и генерала Дандевиля, наконец, против Араба-Конака укрепились на горах, прозванных Московской и Павловской – по имени полков, первоначально занявших эти две позиции. Находясь на упомянутых высотах лицом к лицу с неприятелем (в одном месте в более выгодных против турок условиях, в другом – менее выгодных), русские войска воздерживаются от наступательных действий, ограничиваясь укреплением и охранением своей боевой линии, а также артиллерийской перестрелкой с неприятелем в ясные дни, когда туман не мешает видеть турецкие редуты и лагеря. Но самое занятие нынешних позиций русских на Балканах сопряжено было с большими трудностями, совершалось в бою и сопровождалось огромной работой втягивания орудий на крутые высоты. В предыдущих письмах я уже имел случай рассказать в некоторых чертах о том, как произошло завладение нашими войсками Златицким перевалом, как заняли позиции и укрепились отряды Рауха и Дандевиля против горы Шандорника; лейб-гвардии Московский полк, в свою очередь, окрестил в свое имя одну из гор против Араба-Конака мечом и кровью в день 21 ноября. Произошло это, по рассказам очевидцев, следующим образом.

По отступлении турок из Орхание 2-й и 3-й батальоны Московского полка двинулись по шоссе по пятам неприятеля, чтоб идти за ним, доколе будет возможно. Командир лейб-гвардии Московского полка полковник Гриппенберг, лично предводя этой колонной, получил сведение, что отступивший неприятель засел в приготовленных заранее укреплениях Араба-Конака. Не будучи знаком с местностью и идя, так сказать, ощупью, Гриппенберг повернул с шоссе наудачу на одну из гор и стал взбираться на нее, чтоб окинуть оттуда взором окрестность и избрать позицию против неприятеля. Взбирался он на гору в тумане, но когда дошел до вершины ее, то туман рассеялся, и взору Гриппенберга внезапно предстал Араба-Конак с его укреплениями, лежащий внизу, на расстоянии каких-нибудь 600 сажен и командуемый с высоты, на которой стоял Гриппенберг. Это было неожиданным открытием.

– Орудия, скорей сюда орудия! – воскликнул начальник Московского полка, и весь день 20-го и ночь с 20 на 21 ноября прошли в подъеме орудий на счастливо открытую гору. Хотя и соблюдалась при этом всевозможная тишина, но турки из Араба-Конака успели заметить движение на Московской горе и понять, что сделали непростительную ошибку, не заняв ее сами и предоставив ее русским. Поэтому в ночь на 21 ноября турки поспешили сделать обходное движение и укоренились на другой горе, приходившейся во фланг Московской, так что на утро 21-го позиция Гриппенберга очутилась между трех огней: спереди ее был неприятель, слева находился Араба-Конак, а справа – турки, обошедшие нашу позицию за ночь; словом, Московская гора как бы врезалась в неприятеля своим исходящим углом или, по выражению солдата, «врылась в него свиным рылом». Гриппенберг распорядился наскоро окопаться и нарыть несколько ложементов на правом склоне своей горы против обошедшей его турецкой колонны и поместил в этих ложементах 2-й батальон Московского полка под начальством полковника Ляпунова. К двум батальонам Московского полка подошли еще 1-й и 4-й стрелковые батальоны. В 8 часов утра 21-го ноября, едва рассеялся туман, Гриппенберг приказал открыть огонь из шести орудий по укреплениям Араба-Конака и стрелял так удачно, что успел произвести в турецком редуте два взрыва. Неприятель, со своей стороны, направил из Араба-Конака 12 орудий на Московскую гору, нанося частым и метким артиллерийским огнем значительный вред нашим и подбив у нас одно орудие. Между прочим, одной из первых турецких гранат был убит молодой офицер-артиллерист Тиббольд.

Рассказывают, что раненый в грудь осколком снаряда Тиббольд, падая на землю, воскликнул:

– Боже, что со мной?

Подбежавший к нему фейерверкер обратился к нему с вопросом:

– Ваше благородие! Никак, вы ранены?

– Убит! – проговорил Тиббольд, и это были его последние слова.

Жертвой следующей гранаты пал поручик Войницкий, убитый наповал. Наконец, один снаряд попадает в буковое дерево, разламывает его в щепы и убивает разлетевшимися осколками и щепами пятерых солдат насмерть и семерых ранит. Канонада турецкая длится до 10 часов утра. В 10 часов начинается атака; турки наступают тремя колоннами: одна кидается с горы, занятой ими ночью прямо на ложементы 2-го батальона Московского полка, другая идет по подошве Московской горы с целью обойти ее в тыл; третья, из Араба-Конака, лезет вверх на нашу батарею с намерением завладеть орудиями.

Прикрывают орудия всего две роты, которые не в состоянии удержать напора массы наступающего врага; турки лезут в гору как ошалелые с криками «алла!». Они уже близко от орудий, несколько человек их взбираются на бруствер, и нельзя ударить по ним картечью, ибо от частой стрельбы и порохового дыма затворы у орудий загрязнились до того, что отказываются служить; воды же поблизости нет, чтоб обмыть и очистить остановившийся механизм. Артиллеристы растерялись; кто вынимает шашку, кто прячется за бруствер; собрались кучкой в ожидании с минуты на минуту последней развязки. Тогда Гриппенберг, собрав остававшиеся в резерве части 3-го батальона своего полка, появляется во главе их с обнаженной саблей:

– Расступитесь, артиллеристы! – кричит он смутившейся прислуге при орудиях. – Московцы идут!

Начинается ружейная и штыковая работа, и турки принуждены отступить вплоть до подошвы горы, оставляя на ее склоне своих убитых и раненых. Через час турки возобновляют атаку из Араба-Конака и снова лезут в направлении нашей батареи. Рассыпавшись цепью в кустах и за каменьями, 3-й батальон Московского полка встречает неприятеля батальонным огнем, причем капитан де Лаваль-Велк расхаживает взад и вперед по цепи, командуя солдатам:

– Не горячись! Не жги патронов даром; ставь прицел на триста; теперь на двести, ставь на полтораста.