Читать книгу "Разбитые звезды - Меган Спунер"

Тут и там на холмах лежат обломки. Мы проходим мимо кусков искореженного пластена, а над нами высятся огромные груды оплавленного металла.

У нас заканчиваются запасы пайка, но большинство капсул разбиты, и вряд ли в них можно что-то найти… Мы сможем перебиться мясом мелких зверьков и травой, но этого мало. Поэтому я решаю заглянуть в более или менее целую капсулу. Внутри всего одна пассажирка. Крепко пристегнутая ремнями, в розовой шелковой сорочке, она застыла в такой же позе, как Лилиан сидела в нашей капсуле. Голова женщины свешивается на грудь, а лицо закрыто волосами. Волосы у нее темные, а не рыжие, но я все равно вижу на ее месте Лилиан. Наверное, женщина умерла при падении. Я стараюсь не смотреть на нее и, забравшись в капсулу через проем, шарю под сиденьями. Теперь у нас есть еда на пару дней, в качестве добавки к мясу и растениям – еще с десяток упаковок пайка.

Когда вылезаю из капсулы, Лилиан не спрашивает, что я видел внутри. Ей достаточно только одного взгляда на мое лицо, чтобы это понять.

«Икару» будто бы вспороли ножом живот и выпустили кишки наружу. Примерно на треть длины корабля видны его внутренности, каркас обнажен и покорежен. Позади «Икара», пропахавшего землю, тянется длинная борозда, в которой может спрятаться целый взвод. В воздухе витает какой-то химический запах.

– В армии, – говорю я, – мы в таких случаях действуем очень осторожно. Мы ведь не знаем, как сильно корабль поврежден изнутри. И вдруг воздух ядовит? У нас нет лекарств. Делаем все очень осторожно, ладно? Внимательно смотри под ноги.

Она не отвечает какой-нибудь колкостью и не одаривает взглядом – просто смотрит на корабль и кивает.

– В разрушенную часть ходить не стоит, – вдруг говорит Лилиан. – Это хвост – там расположены двигатели и обзорные палубы.

Девушка умолкает. Возможно, вспоминает, как и я, нашу встречу на палубе. Это словно случилось в прошлой жизни, и мы тогда были другими людьми.

Она деловито устремляется вперед.

– А в носовой части технический отсек. Там была рубка связи.

Совершенно незачем говорить, что теперь ее там нет. Нос корабля сплющился от удара о землю.

Лилиан внимательно осматривает корабль пристальным взглядом.

– В середине – пассажирские каюты и грузовой отсек. Там мы, скорее всего, найдем припасы. Похоже, середина как раз не так пострадала.

Искусственная луна теперь висит в небе выше, дольше и заходит позже. Даже при ярком дневном свете до сих пор видно, как она садится на горизонте. Лилиан, заметив, что я смотрю вдаль, подходит ко мне.

– Думаешь, она как-то связана с крушением?

Невольно я вспоминаю, как у меня екало в животе, когда «Икар» безуспешно пытался удержаться в гиперпространстве. Сила гравитации или какая-то другая сила выдернула его оттуда.

– Вряд ли это совпадение, – отвечаю я.

У нее перехватывает дыхание.

– Не знаю, проходил ли ты в школе видоизменение и его историю, но мне папа вечно про это рассказывал – он ведь основоположник планетного видоизменения. Он не доверял учителям – те могли что-то неправильно рассказать – и учил меня сам. В самом начале, еще до первого переселения, корпорации пытались понять, как видоизменить Марс. Однажды кто-то предложил установить на орбите огромное зеркало, чтобы на поверхность планеты попадало больше света и она бы так нагревалась, что там появилась бы жидкая вода.

Я перевожу взгляд с ее лица на луну.

– Или целую зеркальную установку. Кажется, припоминаю. Никто вроде бы даже и не пытался, поскольку это было почти невозможно. Если это – то устройство, почему сейчас? Почему здесь?

Девушка качает головой, глядя вдаль. Ответа у нее нет, у меня тоже.

Луна скрывается за равниной, и я направляюсь к кораблю.

Оказывается, часть корпуса, которая не развалилась при крушении, намертво запечатана: когда корабль проходил через атмосферу, металл расплавился. Возможно, из-за этого внутри все осталось целым – нужно только туда забраться.

Мы, как два муравья, пробираемся вдоль огромной возвышающейся над нами металлической стены. Я держу в руке пистолет. Нет никаких признаков, что кто-то спасся. Неужели мы и правда единственные выжившие? Возле корабля царит гробовая тишина, и мне снова приходит в голову, что мы живы только благодаря Лилиан. Я, может, и спас ее от дикого кота и довел до корабля, но нас здесь не было бы, не сумей она отсоединить капсулу от «Икара». Я то и дело поглядываю на нее, пока мы идем. Увидев ее на борту в красивом наряде, мог ли я вообще тогда представить ее в заляпанном грязью комбинезоне, под который она засунула лохмотья от некогда роскошного платья, и с волосами, перехваченными обрывком тесемки?

Трещину находит Лилиан: металлический лист обшивки отогнулся от стены, и сквозь проем видно, что внутри темно. Мы молча беремся за дело: встаем бок о бок и, взявшись за лист, что есть силы тянем на себя, чтобы расширить проем. Я хочу сказать Лилиан, чтобы она передохнула, но вижу, что челюсти у нее стиснуты, а взгляд полон решимости. Возможно, она не так слаба, как я думал. И, может, я не такой сильный, как раньше…

…Но через секунду мне не до этих мыслей: в ладони разливается жгучая боль, и, резко отпустив металлический лист, я отшатываюсь. Фрагмент обшивки, отпружинив, едва не прищемляет Лилиан пальцы. Нужно было быть осторожнее, сам же об этом говорил!..

Теперь по ладони тянется красный порез, и через пару секунд из него уже сочится кровь, а потом льется потоком.

– Тарвер, ты… Ах, чтоб его!.. – Она смачно ругается, но потом принимает сосредоточенный вид, сдергивает с моего плеча вещмешок и, бросив его на землю, достает аптечку. Я поднимаю истекающую кровью руку над головой, а свободной крепко сжимаю запястье, чтобы хоть как-то остановить кровотечение. Порез очень глубокий.

– Где ты научилась так ругаться? – спрашиваю я.

– Вот подожди, мой отец спросит у тебя то же самое. Тогда узнаешь, что такое настоящие проблемы. Садись, я попробую перевязать.

– Когда всплывет эта тема, я буду далеко. – Я осторожно опускаюсь на колени. – Буду сражаться с мятежниками в какой-нибудь далекой колонии в наказание за то, что строил глазки дочери месье Лару.

– Себе глазки строй.

Она прижимает к моей кровоточащей ладони марлевую салфетку, потом обматывает бинтом. Я морщусь, потому что боль разлилась уже по всей руке.

– Деточка, – дразнит она, бинтуя мне ладонь.

Несмотря на ее старания, кровь проступает через бинт. Но аптечка, которую она убирает, уже полупустая – перевязать больше нечем.

Оказывается, мы все же расширили щель, и Лилиан может в нее пролезть. Я нетерпеливо жду, а она поворачивается боком и изгибается, медленно протискиваясь внутрь.

– Проверь, можешь ли вылезти обратно! – говорю я, садясь на корточки, чтобы лучше ее видеть. – А то вдруг застрянешь. И прежде чем взяться за что-то, проверяй.