Читать книгу "Разбитые звезды - Меган Спунер"

Все в этом салоне фальшивое. Будь это обычная вечеринка в чьем-то доме, в углу обязательно расположились бы музыканты-люди. Мягкий свет наполнял бы комнату, а деревянные столы были бы на самом деле сделаны из древесины. Люди слушали бы друг друга, а не проверяли постоянно, кто за ними наблюдает.

Здесь даже воздух будто искусственный. Пламя свечей в канделябрах трепещет, но их подпитывает источник постоянной энергии. В воздухе летают подносы, словно напитки гостям разносят невидимые официанты. Струнный квартет всего лишь голограмма – она-то уж точно не собьется с нот и сыграет безупречно на каждом выступлении.

Я все отдал бы за непринужденный веселый вечерок со своим взводом, вместо того чтобы торчать здесь в декорациях исторического романа. Все знают, где находятся: этого не скроет даже бутафория времен Викторианской эпохи. Звезды за иллюминаторами кажутся смазанными полупрозрачными штрихами. Так наш «Икар», мчащийся по гиперпространству на сверхсветовой скорости, тоже покажется размытой кляксой для тех, кто вдруг застыл на месте посереди Вселенной.

Я прислоняюсь спиной к книжным полкам и вдруг понимаю, что книги – настоящие. Пробегаю пальцами по грубым кожаным корешкам и вытягиваю одну. Никто их не читает: поставили только для украшения. Книги оказались на полках из-за красивых переплетов, а не из-за содержания. Никто не заметит, что одна пропала, а мне нужно что-то реальное.

Моя роль на сегодняшний вечер выполнена – я достаточно улыбался на камеры. Начальство почему-то считает, что все офицеры должны проводить время в высшем обществе, стараясь в него влиться. И если я, парень простого происхождения, стану постоянно мелькать перед фотографами, которыми кишит «Икар», и буду на короткой ноге с элитой, это пойдет мне на пользу. Я все жду, когда же фотографы, увидев меня с бокалом в салоне первого класса, прицелятся в меня своими объективами, но я уже две недели на борту, а они почему-то не торопятся.

Эти ребята любят истории о тех, кто из грязи да в князи, даже если все их богатство – медали на груди. Из этого можно состряпать неплохую статейку. Военные хорошо смотрятся, богатые – тоже, и бедным есть к чему стремиться. «Видите? – кричат все газетные заголовки. – Вы тоже можете взлететь к богатству и славе. Раз уж простой парень добился успеха – у вас тоже получится!»

Но если бы не тот случай на Патроне, меня бы здесь и не было. Люди называют это героизмом, а я – сокрушительным поражением. Но кому интересно мое мнение?

Я оглядываю комнату: стайки женщин в ярких вечерних платьях, офицеры в военной форме, мужчины во фраках и цилиндрах. Разношерстная толпа заставляет меня нервничать. Никогда мне не привыкнуть к здешней системе, сколько бы раз я ни бывал бок о бок с этими людьми.

Мой взгляд падает на мужчину, который только что появился в дверях. Я не сразу понимаю, что же привлекло мое внимание, но он совершенно не вписывается в обстановку, хоть и пытается быть как все. Черный фрак слишком заношен, а на цилиндре нет модной нынче блестящей атласной ленты. У меня глаз наметан подмечать тех, кто выбивается из общей картины, а человек этот явно выделяется из массы скроенных хирургическим скальпелем лиц без единого изъяна. От уголков его глаз и губ разбегаются морщины, кожа обветрена и опалена солнцем. Он нервничает, сутулится, то хватаясь за лацканы фрака, то отпуская их.

У меня екает сердце. Я провел достаточно времени в колониях и знаю: не следуешь правилам – поплатишься жизнью. Я отхожу от книжных полок и иду к нему. Навстречу мне попадаются две дамы – они вертят в руках монокли, которые им явно без надобности. Хочу узнать, зачем он сюда пришел, но вынужден медленно и терпеливо пробираться сквозь толпу. Начну толкаться – сразу привлеку внимание. А если этот мужчина опасен, малейшая перемена настроения в комнате может спровоцировать его на действия.

Тут я слепну от яркой вспышки камеры, наставленной мне прямо в лицо.

– О, майор Мерендсен! – Меня окликает девушка лет двадцати, которая расположилась с подругами возле иллюминатора. – Вы просто обязаны с нами сфотографироваться!

Их лицемерие мне противно. Я для них – что собачонка, которая выслуживается на задних лапках, и они это знают. Но они ни за что не упустят возможность оказаться в кадре с настоящим героем войны.

– Конечно, я вернусь через минуту, если…

Но не успеваю я договорить, как все трое начинают позировать около меня, кривя губы в улыбках и хлопая ресницами.

Улыбайся на камеру. Меня ослепляет череда вспышек.

Я чувствую слабую покалывающую боль в затылке, которая непременно перерастет в мучительную мигрень. Девушки все болтают без умолку и липнут ко мне, и я теряю из виду мужчину с обветренным лицом.

Фотограф зудит рядом со мной, как назойливая муха. Я отхожу в сторону, оглядываюсь, но в глазах темно от вспышек. С трудом моргаю, и мой взгляд блуждает от бара к двери, к парящим в воздухе подносам, к диванам со столиками… Я пытаюсь вспомнить, как выглядел незнакомец, как он был одет. Был ли его фрак достаточно свободным, чтобы под ним что-нибудь спрятать? Мог ли он быть вооружен?

– Майор, вы слушаете меня? – Фотограф продолжает что-то мне говорить.

– Да.

Нет, я не слушаю. Я отделываюсь от виснущих на мне девушек, сказав, что хочу подойти к фотографу поближе. Хотел бы я догнать того мужчину, а еще лучше – предупредить, что ему грозит опасность, и посмотреть, как быстро он исчезнет из зала.

– Я говорю: странно, что ваши приятели с нижней палубы не пытаются тоже сюда попасть.

Да неужели? Каждый вечер, когда я ухожу на палубу первого класса, остальные солдаты смотрят на меня так, будто иду я в камеру смертников.

– Ох, бросьте, – я стараюсь убрать из голоса раздражение: – Вряд ли они знают, что такое шампанское. – Я пытаюсь изобразить улыбку, но лицемерить мне удается не очень хорошо.

Фотограф смеется слишком громко и обстреливает меня новой очередью вспышек. Я моргаю, пытаясь избавиться от звездочек перед глазами, и вытягиваю шею, выискивая взглядом сутулого мужчину в поношенной шляпе, но его нигде нет.

Может, он ушел? Тогда зачем пробираться на вечеринку, а потом тихо ускользнуть? Возможно, он нашел свободное место, сел и слился с толпой. Я снова окидываю взглядом диваны, но на этот раз пристально вглядываюсь в посетителей.