Читать книгу "Игра. Как она влияет на наше воображение, мозг и здоровье - Кристофер Воган"

Я надеюсь, что в перспективе у нас будет больше здоровой игры, и отчасти благодаря тому, что Национальный институт игры обеспечит педагогов основательной и полезной информацией о грубых подвижных играх в раннем возрасте. Если подавлять такие игры из-за хаотичности, шума и бесконтрольности, то дети не смогут воспользоваться их преимуществами. Но им просто необходима некоторая доля подобных игр, чтобы на более поздних этапах развитие протекало более гладко. С другой стороны, травлю и исключение других из группы можно предупредить, если уничтожить такое поведение в зачатке еще до школы. Родителям и учителям надо понимать, что нормально, а что нет.

Многие люди не осознают, что подобные игры продолжаются и во взрослом возрасте – и порой необходимы для здоровых отношений. Мы не нападаем друг на друга и не бьем друг друга физически, однако включаемся в шутливую борьбу – дразним, подтруниваем, разыгрываем, шутим. В зависимости от культуры и темперамента дразнят по-разному, но в той или иной форме эта практика существует везде, особенно если люди близки друг другу эмоционально. Как я упоминал в предыдущей главе, когда мы дразним друг друга, то доходим до края и немного заходим за него, говоря вещи, которые, будучи высказанными напрямую, порой ранят, а порой и нет. При этом все стороны могут выйти из ситуации, если она зашла слишком далеко. Умение дразнить таким образом – это социальный навык, усвоенный через игру и ограничения, установленные в культуре. Если вы хотите донести что-то до человека или просто повеселиться, подтрунивание и подшучивание – отличные элементы социального взаимодействия. Но если присутствует скрытый мотив оскорбить или унизить человека, это нездорово.

Во многих фильмах с Кэтрин Хэпберн и Спенсером Трейси они дразнят друг друга и обмениваются шутливыми репликами, чтобы проверить баланс власти в отношениях на безопасной территории.

Хороший пример того, как дразнят друг друга близкие люди, есть в фильме «Умница Уилл Хантинг». Друзья Уилл (Мэтт Дэймон) и Чаки (Бен Аффлек) выражают свои чувства, не впадая в сентиментальность.

Чаки: Эй, засранец.

Уилл: Что, сучонок?

Чаки: С днем рождения!

В моей семье друг друга дразнят на чемпионском уровне. Мой кузен Эл, которому шестьдесят два года, сохраняет отличную физическую форму и до сих пор не только играет в хоккей, но и тренирует команду. Но при встрече мы начинаем язвить.

Я: У тебя волос не осталось.

Эл: Зато у тебя брюхо что надо.

Я: Выглядишь на все девяносто.

Эл: Я вообще не понимаю, как ты до сих пор жив.

Порой это немного неприятно, но со временем ты приспосабливаешься и учишься всегда быть наготове. Я знаю, что все это идет от любви. Дразня друг друга по поводу внешнего вида, на самом деле мы хотим сказать: «Ты отлично сохранился для своего возраста». Я бы не стал смеяться над внешним видом кузена, если бы он был при смерти. Или стал бы, если бы он этого ожидал, – ведь, прекратив подшучивать, я мог привести его к мысли, что он действительно очень плохо выглядит. Такова сложная природа подобного взаимодействия. Самая ее сложность говорит, что люди, в него вступающие, эмоционально близки и знают друг друга достаточно хорошо, чтобы видеть границы.

Игра по своей природе несколько анархична. Чтобы вступить в нее, надо выйти за пределы обычной жизни и разрушить обычные модели. Нужно изменить правила, по которым мы думаем, действуем и ведем себя. Некоторые люди используют это качество игры для прикрытия садистского или жестокого отношения к другим. «Ты что, – могут ответить они на возражения, – я же по-дружески. Что с тобой?» Это не темная сторона игры, потому что это вообще не игра. Это нападение под чужим флагом. Это попытка подавлять, принижать или контролировать, спрятавшись при этом за бастионом наших культурных установок о безобидной природе игры. Даже в нормальной игре мы можем причинить друг другу вред, зайдя слишком далеко в искажении социальных правил. Дети порой используют игру, чтобы в безопасности исследовать границы собственной власти, а в результате начинают подавлять других. Взрослые иногда шутят о слишком личных вещах. Но если наше взаимодействие основано на заботе друг о друге, мы исправляем эти ошибки и избегаем их в будущем. И нарушая правила, и отодвигая границы, нужно оставаться в пространстве игры. Они не темная ее сторона, они – ее сущность.

Глава 8. Играющий мир

У меня есть замечательное воспоминание: я на равнине Серенгети, наблюдаю за прайдом львов. В основном они лежат животом кверху – спят или зевают после сытной трапезы. Вдруг две юные львицы, которые боролись и валялись друг с другом, начинают дикий балет. Сначала это похоже на борьбу, но потом я вижу, что передо мной самозабвенный, бурный и свободный танец, идущий изнутри, и его «хореограф» – игра. Он прекрасен, ритмичен и в основном состоит из плавных движений и звучных шлепков лапами. Сигналов агрессии нет. Кошки «дружелюбно» смотрят друг другу в глаза, их шерсть приглажена и не стоит дыбом, когти втянуты и клыки скрыты. Они издают звуки – тихие радостные повизгивания, – характерные для этого и только для этого типа поведения. Чтобы полностью передать все тонкости момента, наверное, понадобилась бы замедленная съемка. Где-то глубоко во мне рождается необычное чувство. Это животный, радостный трепет, чистый и первобытный. Последовательный ход мыслей вытесняется озарением момента. В этих кошек словно вселился дух божественного начала. Дух переживания радости в физической форме. Это нечто большее, чем рефлекс, – нечто творческое по природе. Мне вспоминается «Старик и море» Хемингуэя, когда главный герой практически полностью обессилел в борьбе с гигантским марлином и действует на пределах возможностей. Все сны Сантьяго о штормах, рыбе, женщинах и сражениях уходят, и остается только сон о львах, играющих на пляже, словно кошки в сумерках. Такова базовая природа игры. Она остается, когда практически все остальное становится неважным.

В нескольких километрах и миллионе лет от места, где я наблюдаю за львами, можно найти причину такого положения дел. Великие равнины Африки – это еще и место рождения современных людей. Окаменелости, молекулярная биология и исследования поведения животных помогают восстановить интересную историю: по мере того как влажные леса высыхали и превращались в саванну, прегоминиды спускались с деревьев и становились прямоходящими. Возясь с камнями и палками, а также играя вместе в детском возрасте под защитой взрослых, гоминиды, пережившие суровые климатические изменения на Серенгети, дали начало животным, которые ловчее действовали руками, лучше различали цвета и имели более прямую осанку. Но еще важнее, что происходило у них в мозге. Наши предки-приматы начали воображать и выражать мысли – сначала жестами, в процессе игры, затем на охоте или во время поисков съедобной падали или питательной растительности.

Со временем благодаря тому, что период детской игры постоянно продлевался, приматы стали контролировать свою склонность к борьбе и доминированию и научились мириться друг с другом и проявлять заботу. Так они приобрели мудрость и навыки выживания. Те же, у кого в жизни было недостаточно игры, не могли отличить друга от врага, неправильно воспринимали жесты, получали отказ от потенциальных партнеров и переживали трудности. Не играющие не выжили. Те же, кто играл, выжили, приспособились и развили навыки и возможности, невообразимые с точки зрения их предков.