Читать книгу "Последний фуршет - Вера Копейко"

— Письмо.

— Ладно, — сказала Ксения. — Ты отдыхай, а мне пора. Привет Ивану. Он как?

— В порядке, — Надежда кивнула. — Сочинительствует, — добавила она и заметила, как дернулись губы Ксении. Но, похоже, ее занимали слишком срочные дела, и она не спросила, что именно сочиняет Никаноров.

— Мне пора, — Ксения встала.

— Пора, — тихо повторила Надежда Сергеевна, когда подруга вышла из беседки. Она почувствовала, как на спине выступил холодный пот. Привалилась к стенке и закрыла глаза.

Все хорошо, все нормально, говорила она себе. От шоколада во рту осталась горечь. Интересно... а они... горькие? Очень? Иван всегда любил горькое. Перец, аджику, горчицу — мысленно перечисляла Надежда Сергеевна. Знакомые, домашние слова успокаивали. Она тихонько, с облегчением в душе, засмеялась — Ксения не знает, что еще подруга получила в посылке.

Надежда Сергеевна отвела руку подальше от глаз, желая рассмотреть, который час. О, уже пора возвращаться к Ивану. Он наверняка закончил и ждет, чтобы жена прочитала.

Странно, думала Лиза, спускаясь по деревянной лестнице «Дома друзей», здесь никогда не пахнет болезнью или болью. Напротив, она ощущала какой-то удивительный запах, но что это — никак не могла понять.

— Ксения Петровна, никак не пойму, чем здесь так пахнет? — спросила она, войдя в кабинет. — Какой-то райский аромат.

— «Шанель номер пять», — бросила та.

— Что? — Лиза не поверила своим ушам.

— А почему ты удивляешься?

— Да нет, значит, у вас духи «шанель номер пять»? Не узнала.

— Нет у меня их, — Ксения Петровна покачала головой. — Зато есть мыло «шанель номер пять». Целая коробка.

— Вы смеетесь? Ваши... обитатели моются мылом «шанель»? Я знаю, сколько оно стоит. Сама принюхивалась в магазине «дьюти фри», в аэропорту.

— Нам твои магазины беспошлинной торговли не указ, — засмеялась Ксения Петровна. — Ты лучше посмотри, сколько оно стоит в центре Москвы.

— Тогда откуда оно у вас?

— Ах, Лиза, все просто, как сама жизнь, — насмешливо сказала крестная. — Ты знаешь, что такое обмен услугами?

— Да кто не знает, — фыркнула Лиза.

— И всякий знает, что дешевле расплачиваться тем, что ему легче всего достается.

— Вы хотите сказать, что вам кто-то прислал просроченное мыло? — не унималась Лиза.

— Нет. Наше мыло в полном порядке, — Ксения Петровна выпрямилась и отодвинулась от компьютера. — Просто я приняла в хоспис мать одного коммерсанта. Он поставляет из Парижа такое мыло. Для него нет ничего проще, чем привезти нам коробку его, а не мешок гречки. — Крестная вздохнула. — Легкой смерти хотят все, Лиза, и себе, и близким. Она — единственное, что уравнивает на земле и богатых, и бедных. Банально, но это так. Я думаю, любая истина, которую усвоили все, становится банальной.

— Вы говорите афоризмами, — фыркнула Лиза.

— Ты слышала про эвтаназию?

— Я... Да, что-то слышала...

— Понятно. Ты пока не думала о легкой смерти.

— Пока что я думала не о легкой смерти, а о легкой жизни, — сказала Лиза.

— Признак хорошего душевного здоровья, — похвалила Ксения Петровна. — Так вот, это слово означает легкий уход из жизни, то есть смертельно больной может переселиться в мир иной с помощью врача. Но мы пока не об этом думаем, а только о том, чтобы отсюда, из «Дома друзей», отправлялись если не в рай, то хотя бы из рая.

— А... мне можно помыться таким мылом? — спросила Лиза.

— Да ради бога, — Ксения Петровна засмеялась и кивнула на шкаф. — Бери. Но я хочу тебя кое о чем спросить.

— Скажу, если вы мне дадите второй кусок мыла. — Лиза засмеялась.

— Какая корыстная, — улыбнулась Ксения Петровна. — Ладно, скажи, ты хорошо подумала насчет развода?

— Точно так же вы спрашивали меня перед свадьбой, — заметила Лиза.

— Да. И ты уверяла, что вы любите друг друга. А сейчас — ты можешь сказать, что вы не любите друг друга?

— Нет, — быстро ответила Лиза.

Ксения Петровна сощурилась:

— Нет?

— Я не люблю ту жизнь, которая у нас со Славиком получилась.

Крестная молча смотрела на Лизу.

— Понимаю. Ты думаешь, что вы могли бы начать сначала...

— Не мы, — сказала Лиза. — То есть мы, но другие. — Она поморщилась. — Я думаю, вы меня понимаете.

Ксения Петровна медленно кивнула.

— Как будто, да. Славик перестал бы видеть в тебе свою маму, домоправительницу...

— Кухарку... — добавила Лиза.

— ...то есть прислугу, — подвела невидимую черту Ксения Петровна. — Да-а... Это на самом деле похоже на вулканический взрыв.

Лиза молча смотрела поверх головы Ксении Петровны и снова видела свою квартиру, в которой знала каждый квадратный миллиметр. Она видела компьютер на письменном столе, слышала слова Славика, видела его расслабленную позу на диване. Он щелкал пультом управления, а она «батонила», набирая его работу.

— Любовь, говорят, это сумасшествие. И те, кто это говорит, правы, — Лиза скривила губы. — Это точно, хотя раньше я так не думала.

— Ты считаешь, что вылечилась? — поинтересовалась Ксения Петровна.

— У меня просветление, — Лиза засмеялась. — Я хочу развестись. Прямо сейчас. А насчет вулкана вы правы. Хотя не знаете, как он устроен.

— А ты расскажи, — тихо произнесла Ксения Петровна.

— Представьте себе земную кору.

— Я представила тебя.

— В ней возникают трещины.

— Как в тебе, — Ксения Петровна поморщилась.

— По этим каналам и трещинам извергается лава, пепел, горячие газы, пар и сыплются обломки горных пород.

— Они обрушились на бедного Славика, и не только на него. Я читала в газетах о твоем взрыве на фуршете. Знаешь, что больше всего поразило репортеров?

— Что? — Лиза быстро посмотрела на Ксению Петровну. Сама она не читала ничего, что писали в светской хронике о происшествии в новом ресторане японской кухни.

— Что ты так нещадно давила... доллары.

— Доллары? — Лизины глаза стали похожи на две недозревшие японские хурмы. И по форме, и по цвету: круглые и бледно-зеленые. — Я не помню. — Она свела брови. В памяти возникли сиреневые кусочки скользких кальмаров, она снова ощутила хруст костей морского леща, поморщилась от запаха рыбьего жира, смешанного с уксусом и перцем. Покрутила головой. — Нет.

— Не в буквальном смысле слова, — наконец сказала Ксения Петровна. — Они имели в виду, что ты раздавила дорогостоящей еды не на одну сотню зеленых.