Читать книгу "Сердечный трепет - Ильдико фон Кюрти"

А потом ты приходишь домой, поздним вечером, когда всякое еще может случиться, надеваешь пижаму, пахнущую «Ленором». Заползаешь под одеяло. Которое он взбил для тебя. И задерживаешь дыхание, чтобы услышать его дыхание. Дыхание спящего. Равномерное и глубокое. То и дело он чуть всхрапывает, и этот звук так трогает твое сердце, что слезы наворачиваются на глаза. И ты громко шуршишь одеялом, слегка кашляешь, подвигаешь свою ногу поближе к нему, чтобы вполне ощутимо, но нежно потереться об него, чтобы потом утверждать, что ты шевелилась исключительно во сне. Потому что тогда он наполовину проснется, и произойдет нечто чудесное: он обнимет тебя, притянет к себе, на свою сторону, в свои объятия, на свою не очень волосатую грудь, самое прекрасное место на земле, буркнет что-то неразборчивое, не имеющее смысла, но очень, очень нежное, и прижмется щекой к маленькой, всегда теплой и душистой ложбинке между твоей шеей и плечом и снова заснет. И слегка захрапит. И ты чувствуешь себя дома, укрытой от всех болезней, от всех невзгод, свободной от всех забот – как бывало в детстве, когда вечерами мама сидела у тебя на постели и читала вслух «Белоснежку» и оставляла включенным ночник, пока ты не заснешь, и спускалась в кухню.

Нет ничего лучше, чем любовь. И это так.

16:07

Сочные зауерландские[69]сардельки. Браво. После того как с полдюжины водителей передо мной решили больше не ждать и отправились искать объезд, я оказалась позади высоченного, как дом, грузовика с надписью «Сочные сардельки». Под ней – очень реалистичный портрет груза. Омерзительно! Когда вместо голода у тебя горе, худшего места для стоянки не придумать.

Грузовик регулярно выплевывает толстое черное вонючее облако из выхлопной трубы прямо мне в воздухозаборник. Я дышу выхлопами, стою без движения в пробке, потеряла счастье своей жизни и потею в тени колбасного грузовика. Если мне срочно не придет в голову что-нибудь, отчего я взбодрюсь, то моя депрессия, возможно, превратится в агрессию, и я нападу не только на бутерброд с ветчиной со мной рядом, но и на сочную колбасу впереди, а это грозит штрафом. Чтобы убить время, но, главное, чтобы убежать от мрачных мыслей, которых иначе не миновать, я читаю вслух единственное стихотворение, которое помню наизусть. Генрих Гейне. Всегда трогает за сердце.

Herz, mein Herz, sei nicht beklommen

Und ertrage dein Geschick,

Neuer Frühling bingt zurück,

Was der Winter dir genommen.

Und wie viel ist dir geblieben!

Und wie schön ist doch die Welt!

Und, mein Herz, was dir gefällt,

Alles, alles darfst du lieben![70]

Но не утешает. Потому что сердцу моему больше не мило ничто. Что за проклятое, проклятое дерьмо!

16:25

Отличная идея. В течение трех минут надо привести десять веских причин, почему так замечательно быть одной. Почему одиночество – это состояние, к которому нужно стремиться. Почему сегодня праздничный день. Почему и через десять лет я буду охотно вспоминать этот день. День, когда Амелия куколка Штурм вернула себе свободу.

Наконец!

Одна!

Ура!

Вот список самых лучших причин, которые сразу же пришли мне на ум.

16:28

……….

16:29

……….

16:30

Проклятье! Абсолютно ничего!

До вчерашнего дня, когда у меня еще были упорядоченные отношения с любимым человеком, мне ежечасно приходили в голову двадцать причин, почему одинокой быть лучше. Я сто раз в неделю подумывала о расставании. Это было моим постоянным занятием и источником внутреннего волнения. Потому что я не люблю, когда у меня все спокойно. И иногда я спрашивала себя, о чем бы могли мы беседовать с Ингеборг вечерами после работы, если бы Филипп не подкидывал мне столько интересных проблем.

О политике? Ибо достаточно хорошо в ней разбирается. Раньше она была активным участником движения зеленых и даже приковывала себя куда-то в знак протеста. Против чего протестовала, она сегодня точно не помнит, но это было замечательно.

Когда она с сияющими глазами рассказывает о демонстрации в Брокдорфе, я спрашиваю себя, на что я попусту потратила время, когда была молода и полна сил и энергии. Тогда у меня еще нашлось бы время, чтобы решиться на что-то не имеющее ко мне прямого отношения, к чему-нибудь себя приковать.

Но нет, политика – не мой конек. А с тех пор, как я лично познакомилась с Ульрихом Викертом, я просто перестала понимать, как это люди смотрят новости дня. Я вам говорю, если кто-то окажется на вечеринке неподалеку от Викерта и услышит его заливистое ржание, того еще годы будет преследовать этот кошмар. «Гыыы хохохохо гыгыгы». Приблизительно так. До сих пор при одном воспоминании об этом по коже бегут мурашки.

Отношения между людьми и их разрушение – про это со мной можно рассуждать подолгу и с пользой. Я хорошая слушательница, когда речь идет о любовных переживаниях, о расставаниях, о сомнениях в любви как таковой и в конкретном партнере. Нет такой проблемы, в которую я бы тут же не вникла. Ночами напролет Ибо и я размышляли о наших любовных историях, анализируя необдуманные высказывания и жесты, тактику возвращения чувства собственного достоинства, партнера или мира в семье. Мы ворчали и жаловались на плохое отношение и недостаток внимания к себе.

Я вспоминаю один знаменательный вечер с Ибо в кафе Химмельрайх. Давно уже ушли последние посетители, мы заперли двери и сидели за нашим любимым столиком у окна, между нами бутылка «Просекко» и переполненная пепельница. Я была настроена миролюбиво, потому что Филипп неожиданно прислал мне красивый весенний букет и вообще не было причин жаловаться. Бывают такие гармоничные периоды, которые, если повезет, порой так же гармонично кончаются.

В тот вечер у Ибо было плохое настроение.

«Что с тобой?»

«Конрад достает меня немыслимо. Тебе этого не понять» «Опять?»

«Раньше ты говорила: все еще».

«Ибо, ты очень критично настроена».

Не в моих правилах становиться на сторону мужчины и уж тем более не тогда, когда этот мужчина готовит неприятность моей лучшей подруге. Но Конрада мне было немного жаль. Он целых полгода пытался угодить Ибо.

Они познакомились в сауне гостиницы «Меридиан». Ибо согласилась на приглашение Конрада пойти в бар, выпить свежевыжатого сока. Поскольку на обоих были купальные халаты, она не имела возможности сразу оценить его манеру одеваться. Иначе сработала бы ее внутренняя система раннего оповещения. А когда позже она заметила неприятную склонность Конрада к баклажанного цвета рубашкам и ковбойским сапогам, было уже поздно.