Читать книгу "Наследник Клеопатры - Джиллиан Брэдшоу"

В какой-то мере Цезарион почувствовал облегчение от того, что все-таки Ани оказался не простым погонщиком верблюдов. Возможно, с точки зрения жителя Александрии его и нельзя было назвать богатым, но в Коптосе он, несомненно, считался влиятельным человеком, которого, помимо всего прочего, еще и любили. Цезарион это сразу понял по тому теплому приему, который оказали Ани по возвращении из поездки.

Странные люди. Цезариону вспомнилось, как Ани обнимался со своей дочерью, женой и сыновьями, как он обменивался с соседями рукопожатиями и дружескими похлопываниями по спине. Египтяне так часто касались друг друга, что это казалось, конечно, вульгарным и достойным презрения, но в то же время в их отношениях было что-то нежное и теплое. Арион не хотел признаваться, но он чувствовал себя... каким-то изгоем, что, естественно, было очень глупо, поскольку он не испытывал ни малейшего желания, чтобы его обнимал кто-то из этих людей. Он мечтал об одном: побыстрее покинуть их и оказаться в родном городе.

Юноша стал размышлять над тем, как бы он мог поступить в ближайшее время. Они уже вернулись к реке; рана в боку заживает; Ани обещал, что сегодня позовет доктора, чтобы тот снял швы. Значит, совсем скоро он распрощается с Ани, продаст фибулу и своим ходом направится в Александрию... Только вот... слишком уж многим он обязан Ани. Если в Беренике, имея тридцать драхм, он мог расплатиться с ним, то сейчас неизвестно, сможет ли даже сотня драхм покрыть его долг. Петас, хламида, кроме этого – вода, пропитание и верблюды. Во время последнего, долгого и мучительного путешествия у него каждый день случались приступы; дважды он приходил в себя, лежа в пыли под палящим солнцем и чувствуя боль во всем теле. Ани заботливо вытирал его лицо, в то время как Менхес, Имутес и те два моряка – Аполлоний и Эзана – ворчали, что он, мол, нечист и приносит несчастье, что нужно бросить его подыхать на дороге...

Он слишком многим обязан Ани, и это в какой-то степени пугало Цезариона. Юноша уже настолько втянулся в дела египтянина, что они отвлекли его от мыслей о собственной миссии, которую, как считал Цезарион, он должен выполнить, будучи царем. Это было похоже на то, как древко копья, забытое когда-то в саду, вдруг нашлось, но уже обвитое побегами фасоли.

Послышался скрип двери. Повернув голову, Цезарион увидел маленького смуглого мальчика, который смотрел на него, широко распахнув свои большие темные глаза. Мальчик был одет в добротный белый хитон, а на шее у него на веревочке висел защитный амулет. Это не раб, конечно нет. Это один из сыновей Ани – его зовут Серапион. Это имя, хотя и было дано в честь египетского бога, звучало как греческое. Все дети Ани носили греческие имена. Несомненно, Ани готовил их к тому, чтобы они унаследовали его состояние и были уважаемыми людьми, несмотря на незнатное происхождение. От внимания Цезариона не ускользнуло и то, что Ани разговаривал с детьми исключительно по-гречески, тогда как их мать могла изъясняться только на египетском просторечии.

– Ты проснулся! – радостно и немного взволнованно сказал мальчик по-гречески. – Папа велел сказать тебе, что сегодня после обеда мы спустимся к лодке. Если тебе нужно что-нибудь в Коптосе, скажи об этом прямо сейчас.

Цезарион тяжело вздохнул и приподнялся в постели. От этого движения немного заныла рана, но уже не так больно, как раньше. Они только вчера приехали, сегодня собираются грузить товар на лодку, а завтра утром уже поплывут в Александрию – этого трудолюбивого египтянина просто переполняет энергия. Однако Цезарион догадывался, что Ани больше беспокоится из-за Аристодема, хотя и не хочет признаваться в этом. Именно поэтому ему так не терпится поскорее отправиться в путь, чтобы не дожидаться, когда соперник придумает какую-нибудь пакость. Цезарион понимал, что уже достаточно долго отдыхал, но, несмотря на это, все равно чувствовал себя изнуренным. Плыть на лодке, конечно, будет гораздо приятнее, чем ехать на верблюде, и Нил – полноводная река с коричневатой водой, дарующая жизнь всему Египту. Пустыня не шла с ним ни в какое сравнение.

– Где моя одежда? – спросил он мальчика.

Его вещи куда-то пропали еще вчера, и ему пришлось ужинать и позаимствованном хитоне из беленого льна.

Серапион в растерянности огляделся вокруг, а затем вышел из комнаты в коридор и что-то сказал стоявшим за дверью женщинам. Те тут же закудахтали, как курицы, а мальчик, вернувшись в комнату, гордо объявил:

– Они сейчас принесут. – Посмотрев на юношу, он добавил: – И я тоже еду в Александрию.

Цезарион поправил простыню.

– Правда? Серапион кивнул.

– И мама, и Дорион, и Мелантэ. И даже Сенгурис – наша няня. Папа сказал, что мы сможем поехать все вместе. А какая она, Александрия?

Александрия... Город, в котором он родился, город, построенный его предками, – большой, красивый, богатый, населенный огромным количеством людей, местами нищий и беспорядочный. Город, в котором бушуют страсти, из-за чего он подвержен бунтам и беспорядкам, где толпа однажды восстала и низвергла царей. Это город, в котором процветают науки, где лучшие умы собираются в стенах Мусейона[22]и знаменитой библиотеки[23]. Это самый большой в мире торговый порт. В Александрии можно найти и несметные богатства, и безысходную нищету, и грубое невежество, и непревзойденную ученость. И все это Александрия – богатейший, великолепнейший и жесточайший город во всем мире.

– Она похожа на горящий факел наверху термитника, – с тоской в голосе ответил ему Цезарион, подумав о том, что ему, царю Птолемею Цезарю, суждено вернуться в свою столицу на барже крестьянина, нагруженной при этом женщинами и визжащими детьми. – Зачем отец берет вас всех с собой в Александрию?

– Потому что мы все хотим поехать, – немедля ответил мальчик. – Папа говорит, что там есть башня, очень высокая, как если поставить три храма один на другой, а вечером на ее вершине зажигают огонь, который виден далеко-далеко. Поэтому она похожа на факел, да? А при чем здесь термитник?

– Потому что там очень много людей. Я-то думал, что твой отец никогда не бывал в Александрии.

– Он только слышал о ней, – разочарованно ответил Серапион. – А башня такая там есть?

– Да, конечно, башня есть. Она называется Фарос – одно из чудес света. Она освещает вход в бухту.

Мальчик засиял от радости. «У меня маленький брат, примерно твоего возраста, – подумал Цезарион, – и ему очень нравился Фарос». Однажды они забрались на самый верх, и им показали, как работают зеркала, отражающие свет, и механизм, при помощи которого поднимают наверх топливо. Они каждый вечер наблюдали за этим, и им нравилось смотреть, как свет становится ярче, устремляясь в ночную темень.

Но об этом он предпочел умолчать. Однако мальчик, похоже, не собирался уходить, и Цезариону пришлось продолжить рассказ.