Читать книгу "Книжный клуб Джейн Остен - Карен Джой Фаулер"

Перечить Преподобному Уотсону Мэтти боялась. И я, приехав к ней на четыре недели, могла разговаривать лишь тогда, когда никто не слышал, а это, конечно, уже не то. Но потом Преподобный Уотсон отлучился на конференцию в Бостон, а вернувшись, снова разрешил нам говорить: он придумал новый план, как подняться над мирской плоскостью нашей жизни. План включал психотомиметики. Последний Дождь с ЛСД. Кислотный Дождь.

Ллойд торчал целыми днями. В итоге у него начались видения. Он чувствовал, что может летать, просто не хочет. «Кому и что я должен доказывать?» — говорил он. Я и сама попробовала. И мне стало так хорошо. Все вокруг плясало. Горшки. Столбы. Козы.

Я смотрела на это откуда-то сверху, словно жизнь — один большой номер Басби Беркли[49]. Мы сидели на ранчо, полностью отрезанные от внешнего мира. Была зима. На деревья перед кухней слетелись сотни ворон. Столько, что кроны как будто покрылись черной листвой. Я вышла на улицу, и они всплыли замысловатыми узорами, словно начерченные в воздухе слова. Потом снова уселись и закаркали на меня. «Прочь, — твердили они. — Прочь. Прочь. Прочь».

— Я обожаю ворон. — Бернадетта взглянула на Mo. — Надеюсь, в своих книгах вы часто упоминаете ворон. Наверное, они слетаются на свекольные поля. Особенно когда из земли достают труп. Кстати, вороны могут находить улики. На стоянке университетского «Пассажа» гнездится целая стая. Я их вижу, когда хожу стричься.

— Я примерно так и делаю, только с сороками, — ответил Mo. — По-моему, сороки — олицетворение Долины. Один рецензент заметил у меня сорочий мотив. Они у меня бывают и предзнаменованием, и темой. Могу объяснить, как это делается.

— Если бы речь шла о сороках, — твердо сказала Пруди. — Продолжайте, Бернадетта.

Мне показалось, что если к тебе обращается ворона, стоит послушать. Я ушла, даже не переодевшись. И направилась прочь от ранчо. До шоссе было много-много миль, и на полпути хлынул ливень. Вода стеной, ничего не видно.

На ботинки налипла грязь, словно вторые ботинки поверх ботинок. Помню, я подумала: какая глубокая мысль. На ходу грязь отваливалась и приставала снова. Ноги у меня отяжелели так, что казалось, я всю жизнь иду. Конечно, я наверняка брела не по прямой. Не так, как летит ворона.

Добравшись наконец до шоссе, я уже пришла в себя. Поймала машину; водитель оказался примерно ровесником моего отца. Мистер Тиболд Паркер. Мой вид его потряс. Он отругал меня: мол, для женщины голосовать на дороге опасно. Дал мне платок.

Я рассказала ему все — не только про Мэтти, Ллойда и Преподобного Уотсона, а все, что приходило на ум. «Перчики». Отец-стоматолог. Как приятно было снова болтать, не задумываясь, что можно говорить, а что нельзя. Такое счастье.

Он снял мне номер в гостинице, где я помылась и выспалась, купил обед без картошки и оплатил звонок родителям, чтобы они прислали мне денег на автобус до дома. «И ворон больше не считай», — сказал он на прощание. Впервые с тех пор, как поехала к Мэтти, я ощутила присутствие Бога.

Больше двадцати лет, до самой смерти, мистер Паркер писал мне каждое Рождество. Чудесные были письма: незнакомые люди получали ученые степени, женились, ездили в круизы, рожали детей. Я помню, как его внук поступил в лос-анджелесский Калифорнийский университет, выиграв стипендию для бейсболистов.

В общем, пока я знакомилась с Джоном, его нравом и списком обид, он знакомился со мной. Наркотики, секты. Вороны-прорицательницы. Джон переполошился: это было очень опасно для карьеры. Он потребовал никогда никому ничего не рассказывать. Мне так надоело, что мне затыкают рот. Но я молчала. Забеременела; Джон сказал, это наверняка повысит его рейтинг. Улыбалась, улыбалась, улыбалась и втайне надеялась, что он проиграет и мне снова можно будет говорить.

Однажды он собирался на дебаты: все пять кандидатов в присутствии журналистов. Я поправила ему галстук. «Как я выгляжу?» — спросил он, и я ответила, что хорошо. Он был красивым мужчиной. Потом оказалось, что сзади к его пиджаку прилипли мои трусы. Должно быть, наэлектризовались в сушилке. Огромные, потому что я была беременна, но хотя бы чистые.

Я не знаю, что они делали у него на пиджаке. Он подозревал, что я их туда прицепила, когда обнимала его. Можно подумать, я стану показывать избирателям, прессе и всему свету свои трусы! Он и этот случай записал; к тому времени по числу обид я обогнала всех. «Бернадетта меня погубила», — вот как звучал пункт.

Джон погубил себя сам. Выяснилось, что у него тоже есть прошлое, не для публичных речей. Карточные долги и арест. Разбойное нападение с отягчающими обстоятельствами.

Он сбежал с моей младшей сестрой, даже без развода. Отец обыскал весь штат, чтобы вернуть ее домой. Поскольку Джон был большой шишкой, эта история попала в газеты. Нашу семью тоже представили не в лучшем свете. Тогда и выплыли наркотики. Секта. Одна из «Перчиков» сказала, что у них есть свободное место; я пошла к мадам Дюбуа, но та не захотела принять меня обратно — с ребенком и такой репутацией. Надо же соблюдать хоть какие-то приличия, сказала мадам Дюбуа. Я бы осквернила «Перчиков».

Она заявила, что больше никто не возьмет меня замуж, и мою сестру тоже, но, как выяснилось, в этом она ошиблась.

Если чудесный Вид, красивые Поля, хрустальные Ручьи, зеленые Деревья и расшитые Луга в рамках Пейзажа или на самой Природе являют столь восхитительное Зрелище, сколь же больше множество изящных Джентльменов и Леди, роскошно одетых, при аккуратном Исполнении этого Танца, должно тешить Глаз Зрителей.

Келлом Томлинсон, «Учитель танцев»

Сильвия решила поговорить с Аллегрой откровенно. Сегодня мне без тебя не обойтись, хотела сказать она. Кажется, я не так уж много прошу. Хоть один вечер постарайся подумать обо мне.

Аллегра шла по коридору в трикотажном платье Сильвии.

— Сойдет? — спросила она.

Сильвия облегченно вздохнула: Аллегра едет, и к тому же добровольно. Споры с Аллегрой редко что-то давали.

— Сексуально, — ответила Сильвия. Настроение Аллегры улучшилось. Походка стала легче, спина выпрямилась. Она принесла матери темно-синее платье с вышитыми на плече лучиками.

— Вот это.

Сильвия надела. Аллегра подобрала для нее серьги и ожерелье. Зачесала ей волосы набок, скрепила заколкой. Подкрасила глаза и губы, дала салфетку, чтобы промокнуть излишки.

— Pues. Vámonos, vámonos, mama[50], — сказала она. — Как это мы так припозднились?

Выходя из дома, Сильвия взяла Аллегру за руку, сжала ее, отпустила. Открыла машину и скользнула в долгий, жаркий вечер.

Принесли главное блюдо — лососину со стручковой фасолью — и местное вино «Зинфандель». Пока все остальные ели, именитый автор детективов прочел вступительную речь. Неполадки с микрофоном — скрежет и тонкий писк — быстро исправили. Оратор был краток и обаятелен; само совершенство.