Читать книгу "Пластилиновая жизнь. Арторикс - Игорь Алимов"

Впрочем, может, я что-то путаю, но так или иначе, группа неудовлетворенных граждан с плакатами в руках сгрудилась в толпу – в этой толпе я точно видел Тальберга, правда, без плаката – и обратилась к деловым кругам города с воззванием сделать жизнь лучше, краше и веселее, и через некоторое время некто Бунюэль Эддер взялся за дело жилищного обустройства. Он создал акционерное общество «Счастливый Тумпстаун», выпустил ценные бумаги, и эти бумаги, подстегиваемые стремительно размножающимися хомяками Юллиуса Тальберга, быстро полезли вверх в цене. Эддер гарантировал феноменально короткие сроки строительства при соблюдении высокого уровня комфортности, что тоже вызвало определенный интерес.

Лично мне все это с самого начала не нравилось, мне виделся тут какой-то подвох, и я предложил Юллиусу шить из хомяков шубы и отправлять их для сбыта в Америку, где наверняка найдется любитель такого экзотического товара, притом – не один. Бравый Юллиус тут же последовал моему совету, но Эддера остановить было уже нельзя.

На окраине Чайна-тауна как грибы после дождя стали расти бетонные четырехэтажные коробки. Никаких формальных поводов для вставления палок в колеса Эддеру (а так хотелось: и палок хватало, и руки чесались!) я не имел, и почему был настроен против его строительства, тоже не мог понять (ну бывает так, вы знаете, когда – ощущать ощущаешь, а объяснить, в чем загвоздка, – ну никак), а потому осмотрел кипящее строительство, кинул в него пустой бутылкой из-под пива, повернулся и ушел восвояси…

Вновь Эддер-сити я посетил недели через три. Там уже стоял десяток готовых домов, и вокруг них царило радующее глаз благоустройство. В окнах виднелись занавесочки. Присутствовавшие здесь заведения типа баров и рестораций убедили меня в серьезности намерений Эддера и стойкое ощущение неправильности происходящего немного притупилось.

Проходя мимо мебельного магазина, я услышал доносящиеся оттуда странные звуки и заглянул внутрь. Обширный, залитый светом зал был уставлен мебелью всех сортов, калибров, фасонов и расценок, странные же звуки – скрипы, бряканье и шипение – неслись из правого угла, где располагались кровати, диваны и прочие ложа. На виду у обомлевшего хозяина магазина по трем гигантским сексодромам сосредоточенно прыгал на заднице некий худощавый джентльмен в джинсах и в умилительно ковбойской рубахе. Он усиленно вонзал свой мускулистый зад в мягкое лоно тахты, ловил настороженным ухом исторгаемый звук и взлетал, подкинутый, чтобы приземлиться на соседнем ложе. Вид у него был такой, какой бывает у человека, занятого делом, за которое ему не зря платят немалые деньги.

Заинтересованный, я приблизился.

Джинсовый джентльмен в это время как раз закончил свои батутные упражнения, критически осмотрел обпрыганную мебель и обернулся к погруженному в изумление хозяину с таким видом, будто тот и впрямь должен был оплатить ему прыжки.

– М-да, – изрек прыгучий. – А поскрипастее у вас нет?

Хозяин проблеял что-то нечленораздельное и усиленно замахал руками. Тогда я представился и спросил у господина, какого черта он тут распрыгался.

– Да понимаете, – скупо заулыбался тот, – мы с женой купили третий этаж вон в том доме, а на четвертый, над нами, въехал Боб Литтэр со своей супружницей. Они привезли с ранчо старую кровать. Еще деда его кровать-то! А бетон, он, гад, тонкий… Так вот, как Боб с женой надумают того, – прыгун интимно заиграл бровями, – так мы с Анни всю ночь из-за этого скрипа сосредоточиться не можем… Такое дело! – подмигнул он мне. – А Питер Гобкин со второго этажа надо мной смеется. Вот я и решил завести кровать со скрипом, чтоб ему неповадно было.

Вникнув в подробности сексуальной жизни вновь возникающего района города, я пришел в дикий ужас от перспектив ее развития. Вы только представьте: в ночной тишине первой начинает функционировать кровать на четвертом этаже, ей вторит третий этаж, потом – второй, и, наконец, первый. И так десять, двадцать домов! Со временем появится фирма по изготовлению кроватей с фигурными скрипами, со всякими там динамиками, усилителями, синтезаторами. Воображение тумпстаунских бизнесменов неминуемо коснется звукозаписи, и скрипами, записанными на разные носители, заполнятся ларьки и магазины. Верхом сексуальности станет семейное прослушивание особо изощренных скрипов. Не исключено, что придется принять специальный указ, запрещающий торговлю записями скрипов порнографического характера. Далее – пресса. Появятся два-три постоянных журнала вроде «Скрипи с нами», «Мы и наши скрипы», «Рахиминистический скрип» (или: «Скрип рахиминизма», что еще круче), потом кино – «Скрип-1», «Скрип-2», «По ком скрипит моя кровать», «Основной скрип», «Кровавый скрип»… Стоп, стоп! Такого глобального разврата я допустить, конечно, не мог, и тут же доложил обо всем г. шерифу в красках и с жестами, а тот изыскал в нашем обширном уголовном кодексе подходящую статью (или быстро дописал ее, что практически одно и то же) и распорядился на основании сей статьи прекратить деятельность «Счастливого Тумпстауна» и наложить арест на их счет в банке.

…Но я несколько заболтался. А дальше было вот что: еще раз надавав по мордам схваченным, Люлю вынудил их повторить свои показания относительно загадочного леса, наполненного всякими реликтами – показания подтвердились, только к перечню тварей добавился какой-то загадочный «охрененный оглоед с рогами» – после чего все трое за ненадобностью были выброшены на песок и побежали прочь. Люлю, немного помедлив, с отвращением на лице бросил вслед отпущенным их уши.

Мы с Маэда погрузились в вертолет, а Люлю, Тальберг и танки с солдатами, вздымая пески, ринулись в сторону леса.

Люлю со своей техникой вторгся в зеленую кромку, деревья задергали своими кронами, а некоторые даже стали падать. Путь Люлю ясно обозначился на зеленом поле.

Мы легко оставили его позади. Чтобы лучше видеть, я велел пилоту снизиться, отодвинул дверь, и мы с Маэда высунулись наружу.

Внезапно откуда-то снизу из листьев, прямо на нас выскочил черный объект с перепончатыми крыльями и почти было врезался в бок вертолета, но вовремя вильнул. Тут же Маэда, вцепившись рукой в поручень и едва не выпав в прыжке из вертолета, с хаканьем разрубил летуна мечом – пополам. Обе половинки (на каждую пришлось по крылу) печально упали вниз.

– Что это было? – проорал Маэда, залезая обратно в вертолет и вытирая брезгливо меч. Что поделаешь, условный рефлекс: сначала рубит, потом разбирается. Я пожал плечами и бросил вслед располовинненому объекту пустую пивную бутылку.

Еще несколько таких же тварей, весьма похожих на огромных летучих мышей, выскользнуло из листвы, – правда, на значительном удалении от вертолета. Видимо, учли опыт предшественника. Твари что-то порорали пронзительными голосами и дунули прочь от вертолета.

– Какая гадость! – сказал про них Маэда и взялся за М-16, намереваясь уничтожить взлетевших серией метких выстрелов, но я остановил его.

– По-моему, я видел этих гадов в энциклопедии, – проорал я ему в ухо. – Там они назывались птеродактилями.

– Неужели это мешает их пострелять? – меланхолически бросил Маэда, но винтовку обратно поставил.