Читать книгу "Се, творю - Вячеслав Рыбаков"

Вполне рациональный ум при ущербности мотиваций – это всегда трагедия. Концлагеря, введенные в мировой обиход кумиром британцев лордом Горацио Гербертом первым графом Китченером для ста с лишним тысяч жен и детей воевавших против британского вторжения буров – где жены с детьми и вымерли себе от дизентерии и тифа. Бесчисленные баржи заживо утопленных с семьями белых офицеров. Холокост. Стремительная ГУЛАГовская индустриализация. Бухенвальд, Дрезден, Хиросима. Выжженные дефолиантами и диоксином леса и речные долины Индокитая, недоуменно хнычущие вьетнамские младенцы, у которых шевелящиеся пальчики рук, как плавники, торчат из подмышек…

Но и самые высокие мотивации, если нет ума, чтобы хоть отчасти претворить их в обыденную жизнь, – тоже трагедия. Мучительное переваривание желудочным соком истории, бесследное растворение в едкой кислоте сетований и сожалений… И культ пофигизма, превращающий все живое в пепел.

Наиль негромко спросил:

– О чем задумались, товарищ академик?

Алдошин очнулся.

– О делах наших скорбных, господин олигарх.

– А что о делах? Есть что-то еще?

Академик помедлил.

– Да как сказать, Наиль Файзуллаевич… Строго говоря – нет. Но…

– Что – но?

– Но если снова вспомнить о романтизме… Даже не знаю, как начать. Помните, я рассказывал о Журанкове?

– Погодите… Он нам работал математическую модель челнока в полете?

– Ну, примерно так.

– Я что-то перепутал? – по-детски всполошился Наиль.

– Ну, частности, частности… Не челнока, а плазменного облака, которое должно создаваться вокруг челнока… Да частности это, я не о том! Для Журанкова расчеты такого рода были, в общем, малоинтересной и достаточно частной прикладной задачкой. Халтуркой, простите за выражение.

– Ничего себе халтурка…

– Сам он уже много лет занимается совершенно иными материями. И вот недавно разродился наконец. Он утверждает… Как бы это выразиться помягче, чтобы вы не сразу вызвали санитаров…

– Ну не тяните!

– В общем, он нам нуль-транспортировку изобрел.

Некоторое время олигарх, свесив пухлый жизнелюбивый подбородок, молчал, с недоверием глядя на академика искоса – как индюк на неаппетитный корм.

Потом брезгливо произнес:

– Что-о?

– Ну, я предупреждал, – безнадежно ответил Алдошин.

Опять долго было тихо.

– Вы серьезно? – вполголоса спросил бывший мальчик Наиль.

– Я не готов комментировать, – признался Алдошин. – Но Журанков – серьезно.

Наиль почувствовал, как у него что-то задрожало внутри. Мысли побежали, как спугнутые тараканы.

– Погодите… Нуль-тран… Это из фантастики ведь. Только что был тут – и вот уже хрен знает где. Да?

– Да. Именно. Хрен знает где.

– Ну не придирайтесь вы к словам! – нервно выкрикнул Наиль. Провел по щеке ладонью. – Год назад, сколько я помню, вы Журанкова характеризовали как очень талантливого и очень ответственного человека.

– Это я готов повторить.

– А у него, простите, башню не сорвало? От жизни многотрудной?

– Не похоже.

– С медиками вы советовались?

– Нет ни причин, ни поводов.

– Ну, верю вам на слово. А то я слышал, встречаются самородки… Например, Эйнштейна до сих пор поправляют с позиций классической оптики. Мол, у того все какое-то кривое – кривизна, кривизна… Это не тот случай?

– Решительно не тот.

– Тогда я не понимаю… Разве он не показывал вам какие-то расчеты, обоснования…

– Нет. Разбираться всерьез мне, увы, не по уму. Когда я слышу про одиннадцатимерную супергравитацию или про то, что температура черной дыры определяется напряженностью гравитационного поля на горизонте событий, мне сразу хочется застонать, взять отвертку, плоскогубцы и пойти проверить какой-нибудь клапан или уплотнительное кольцо. Мол, не пересохло ли, как у «Челленджера», а то, не дай бог, рванет. А тут теоретические дебри. И кроме того, признаюсь… Я откладывал попытку разобраться до разговора с вами.

– Понятно… Как вы сказали? Гравитационное поле на горизонте? И там происходят какие-то события? И это – температура? Слушайте, а Журанков ваш воду не заряжает?

– Увольте, Наиль Файзуллаевич. Я даже не уверен, что воспроизвел это заклинание правильно. Нужно привлекать независимых экспертов. Причем у нас таких либо и не было никогда, либо все поразъехались. Я честно скажу, ни одного имени не припомнил, с кем можно было бы неофициально, по-дружески посоветоваться. Игорь Новиков, может быть, но у меня к нему нет подходов. Андрей Линде – так он сто лет как в Штатах… Да и эти, строго говоря, не в точку… просто по масштабу… Не знаю. Не с кем.

Опять долго молчали.

Получается что же, подумал Наиль. Не зря мне нынче припомнилось детство и сладкое чувство засасывания в небо? Будто хоботом втягивало туда… Кто-то, может, назвал бы это: Всевышний позвал. Но я, думал он, держал за руку отца и видел грохочущий храм, где могучие добрые боги куют на благо людей вертолеты, и молиться готов был именно на этих богов. Благоговение… Да, другого слова не выбрать. Когда, подумал он, я сделал первый свой миллион, не было ничего даже отдаленно похожего на тот восторг. Просто, как нажрался от пуза, и все.

А теперь… Теперь ему казалось, что он стал мальчиком снова и снова пришел туда, где чудо. Такое, например, как вертолет. Тяжелый, неуклюжий, разлапистый, воняющий смазкой и бензином, совершенно не похожий ни на что, очевидно способное летать – и с такой легкостью дающий им, всем летающим, форы.

Вечер вкатывался в ночь. За окном, точно белый налив на невидимых в темноте ветвях дедовского сада, дозревали звезды – вот-вот переспеют и треснут от сияния. С детства помнил академик сладкий и гулкий в ночной подмосковной теплыни обвальный шум и земляной стук упавшего яблока. Ищи потом паданцы в траве…

Уж я бы поискал, подумал он, глядя на слепящий разлет созвездий.

– В Штатах, значит… Слушайте, Борис Ильич. А вам космическая стезя глаза не застит? Вы хоть отдаете себе отчет, что нуль-тр-тр – это не только марсианский саксаул? Не только Тау Кита всякая? Это и Кремль, и Белый дом, и бункера стратегического командования, и ракеты в шахтах, и подлодки в океанах, и…

– Не утруждайтесь, Наиль Файзуллаевич. Ряд может оказаться очень длинным. Гохран, например, или Форт-Нокс. Швейцарский банк вот тоже очень показан для гиперпространственных перемещений…

– Вы еще шутите!

– А что остается? Я ученый. Я в фантастику не верю.

– А Журанков ваш – не ученый?

– Тоже ученый.

Стало тихо.

– Надо побеседовать втроем об… этом самом… Об этой тран… тран… нуль… Господи, не выговорить!