Читать книгу "Огнерожденный - Роман Афанасьев"

В итоге оказалось, что в приюте Фараху нравилось все. С учебой дела обстояли хорошо. Хорошо и с молитвами. И что самое удивительное – хорошо было и со свободным временем. Поднимались послушники поздно: когда огромные песочные часы, установленные в холле около входных дверей, отмеряли восьмой час утра. В это время воспитанников и будил брат младший настоятель. Послушники завтракали – обычно парой яблок, куском хлеба да гретой водой и готовились к утренней молитве. Она начиналась часов в девять, когда заканчивалась служба в Великом Храме Всеблагого Энканас. На ней обязательно должен был присутствовать старший воспитатель брат Састион. После службы он возвращался в приют, и уделял время воспитанникам. До полудня шли занятия с наставником. Потом приходило время обеда. Ели все вместе, в том же общем холле: воспитанники приносили длинные деревянные столы и лавки, и рассаживались за ними по возрастам. После обеда творилась краткая молитва во славу Всеблагого, дающего свет и пропитание, а потом начинались занятия с Ламераносом. Обычно они продолжались часов до пяти, а после этого послушники были предоставлены сами себе. До самого вечера, часов до восьми, пока не приходило время ужина и вечерней молитвы.

Сначала Фараху это казалось странным. Он думал, что все их время займут учения и молитвы, но Грендир быстро объяснил ему, в чем дело. В приюте воспитывали сирот. Делали из них послушный материал. В меру воспитанный, в меру образованный. Уже потом, тех, кто хорошо себя проявил, отбирали в послушники храма, на дальнейшее обучение. Отправляли к жрецам. Вот там-то начиналось настоящее обучение, какое положено человеку посвятившему себя служению Всеблагому. Ребят менее талантливых рассылали по всей стране, в далекие деревенские храмы, в помощь местным жрецам. Обычно в самое захолустье, куда по своей воле не хотели отправляться воспитанники и жрецы благородных кровей. Там молодые послушники постигали премудрости жреческой жизни – уже на месте. На своей собственной шкуре. И порой таки оставались жрецами в том храме, что становился для них новым домом. Воспитанников, не отличавшихся особой сообразительностью и тягой к знаниям, но кое-как закончивших приют, охотно брали в услужение знатные господа. Ведь всех сирот учили и письму и счету. Образованные слуги встречались редко, и потому выпускники приюта ценились высоко. Знатным господам было приятно взять в услужение не тупого мальчонку с улицы, склонного к воровству, а образованного воспитанника, почти что послушника. Так что дело находилось всем. Поэтому на обучение воспитанников не тратили слишком много сил. Не окупится. Если будет нужно – жизнь сама научит, она и есть самый лучший воспитатель.

Так что в приюте и учили и давали немного свободы. Правда, не всем. Младших не выпускали за пределы двора. Их вообще держали в строгости, приучали к порядку и послушанию. А старшим, что уже прошли через все строгости, позволялись некоторые вольности. Все-таки взрослые люди. Их свободно выпускали в город, зная, что они вернутся – в этом возрасте уже начинаешь дорожить бесплатным куском хлеба и образованием. Даже шустрый Грендир и тот всегда возвращался вовремя, боясь, что его выгонят из приюта. Он, бывший воришка, выросший на задворках Таграма, пропитанных духом свободы и безнаказанности, понимал: ему дан шанс. Хороший шанс устроить свою жизнь. И он не собирался его упускать. Так же как и Фарах, и Килрас. Сасима и Васку, прозванных "святошами", можно было не принимать в расчет. Братья неохотно покидали приют, только по необходимости. Они уже жили новой жизнью – жреческой.

А вот веселая троица, порой позволяла себе развлечься. Самым излюбленным был такой способ: пойти на рыночную площадь, потаскать тяжелые мешки торговцев с подвод к прилавкам и получить за это несколько медных монет. После чего зайти в любимый кабачок, где в основном собирались школяры, и цедить разбавленное сверх всякой меры дешевое пиво, до тех пор, пока не придет пора возвращаться в приют. В кабачке можно было наслаждаться вольными разговорами, узнавать последние новости и слухи, общаться с непоседливыми и бойкими на язык школярами. То есть делать вид, что ты просто горожанин, а не воспитанник приюта для сирот.

Вот и сегодня, Фарах шел в этот кабачок, носивший название "Совиное Урочище". Правда, он не собирался в нем задерживаться. Он искал друзей, которые без сомненья уже обосновались в кабачке. Ведь сегодня был выходной, седьмой день недели, когда Ламеранос отдыхал и не приходил на занятия. Не смотря на это, Фарах все равно полдня провел за книгами, сам, по собственной воле. Ведь это было для него лучшим развлечением. А Грендир и Килрас, сразу после обеденной молитвы, отправились на площадь – подзаработать. Подмастерье догадывался, что друзья, разжившись мелочью, обязательно заглянут в "Совиное Урочище". Поэтому, когда к нему зашел Састион и попросил срочно найти Грендира и Килраса, он согласился, – знал, где их искать.

Теперь подмастерье бодро шагал в знакомый кабачок, с удовольствием ступая по свежему снегу еще с утра припорошившему улицы Таграма. Он был сыт, тепло одет и вдобавок узнал много нового о западной части Сальстана, в частности про город Вольный Паир. Он собирался найти друзей, передать им слова наставника, а потом вернуться в приют, чтобы снова засесть за книгу, и, наконец, узнать, чем кончился дележ Паира в период правления Могда Стремительного. На душе у него было легко и светло.

2

"Совиное Урочище" располагалось довольно далеко от приюта. Сначала следовало пройти закоулками к улице Ювелиров, потом по ней выйти к небольшой площади Цветов, где жались друг к другу лотки с разной мелочовкой. От него нужно добраться до Университета, потом взять правее, свернуть к центральной площади Де Вилей, поплутать в лабиринте улочек и, наконец, выйти к большому трехэтажному дому-муравейнику, занимавшего собой половину улицы. В подвале этого дома и находил знаменитый школярский кабак.

Дорогу Фарах знал хорошо, ему часто доводилось бывать в этом заведении, поэтому на ходу он размышлял, а ноги сами по себе несли его в нужном направлении. Подмастерье думал о дальних странах, о зиме, о приюте. Пока все шло хорошо, и он надеялся, что дальше будет только лучше. Но все же, причина для беспокойства была. Фарах отчаянно боялся, что жрецы Великого Таграмского Храма все же прознают, кто он такой на самом деле. От этих мыслей становилось не по себе, а сердце билось чаще. Подмастерье считал, что достаточно того, что всеблагой Энканас знает о нем все. Ведь он слышит его, помогает. А слугам Бога Огня ни к чему знать что Фарах внук жреца предателя. Он виноват перед Богом и Бог его простит. Вот и все дела.

Очнулся подмастерье от своих невеселых мыслей только тогда, когда стал спускаться по узкой лестнице ведущей в подвал – к дверям "Совиного Урочища". Он вздохнул и решительно взялся за медную ручку двери, отполированную бесчисленными касаниями завсегдатаев кабака.

Внутри "Урочища", было как всегда шумно и людно. Подвал под кабак отвели просторный, так что народа в него помещалось много. Правда, потолок тут был невысокий – рослый Фарах едва не цеплял макушкой о его доски. Воздух пропитался запахом дешевого вина и гарью – на толстых столбах, что подпирали потолок, горели факелы. Все пространство между столбами хозяин кабака уставил длинными деревянными столами. За ними вольготно расположились школяры и местные завсегдатаи. Вели они себя, как всегда, шумно. Кричали, ссорились, пели, и конечно пили.