Читать книгу "Бизнес - Иэн Бэнкс"

Как бы то ни было, у него хватило такта изобразить растерянность.

— Что… — начал он и нахмурился. — Вы должны были… По-моему, от вас ждали, что вы кого-то узнаете.

Тот герой-любовник и в самом деле показался мне знакомым. Узнала ли я его? Вроде нет. Я отрицательно покачала головой.

— Вы уверены? — Пуденхаут заволновался.

— Я могу забыть лицо, но никогда не забываю… ладно, это к делу не относится.

Пуденхаут поднял руку:

— Одну минуту.

Он отошел метров на десять, пройдя сквозь джунгли свисающих проводов. Встав ко мне спиной, он сделал попытку позвонить по спутниковому телефону. Не получилось. Он его долго тряс (что вызвало у меня легкое злорадство), еще раз набрал номер — и опять безуспешно.

— Наверно, лучше выйти на открытую палубу, — крикнула я ему. Он обернулся. — Спутник, — пояснила я, указывая вверх.

Он кивнул и двинулся к иллюминаторам.

Солнце осветило его фигуру; сказав в трубку несколько слов, он стал призывно махать мне рукой.

Кейс остался лежать на месте. Когда я приблизилась, Пуденхаут протянул мне телефон. Теперь все его лицо покрылось испариной.

— Катрин?

— Это вы, мистер Хейзлтон?

— «Ах, милый, ты не одинок: и нас обманывает рок», — рассмеялся он в трубку.

— «И рушится сквозь потолок на нас нужда», — отозвалась я.

— Вот именно. Чтобы не обмануться, лучше не строить слишком много планов. Ты, часом, не водишь за нос бедолагу Адриана? Действительно никого из персонажей не узнала?

— А я точно видела именно то, что предназначалось для моих глаз?

— Мужчина и женщина занимаются сексом в отеле? Оно самое.

Я улыбнулась бедолаге Адриану, который промокал лоб носовым платком.

— Понятно. Нет, я их не узнала.

— Вот незадача. А уж какая была вокруг этого секретность. — Пауза. — Видимо, придется подсказать.

— Видимо, да.

— А может, лучше пока не говорить? Вдруг ты догадаешься, если будет время подумать?

— Лучше скажите.

— Хмм… Катрин, я бы попросил пока об этом не распространяться. Никому не показывай этот диск. Со временем он может тебе принести немалую пользу.

— Мистер X., если вы мне не скажете, я, чего доброго, поддамся соблазну запустить вашу видеозапись в Интернет — чем черт не шутит: вдруг кто-нибудь другой узнает этих юных влюбленных и откроет мне глаза.

— Скажешь тоже, Катрин. Это было бы крайне безответственно. Не надо своевольничать.

— Я и так слишком долго остаюсь в неведении. Почему бы не рассказать мне все открытым текстом?

Еще одна пауза. Где-то совсем рядом, чуть впереди, взревела корабельная сирена. Мы с Пуденхаутом даже вздрогнули.

— Что это было? — встревожился Хейзлтон.

— Судовой сигнал, — ответила я.

— Невероятно громкий.

— Даже вас оглушило? Итак, кого я должна была узнать, мистер Хейзлтон?

— Возможно, я перестраховщик, но Адриану совсем не обязательно это слышать.

Я улыбнулась Пуденхауту.

— Совершенно с вами согласна. — Я повернулась, отошла на несколько шагов в сторону и одарила Пуденхаута очередной улыбкой. Тот поджал губы. Потом он вернулся в тень и стал наблюдать за мной, скрестив руки на груди.

Слышно было, как Хейзлтон перевел дыхание.

— Героиня тебе даже отдаленно никого не напомнила?

Выходит, надо было смотреть на дамочку! Я напрягла память.

— Нет, не припоминаю.

— Может быть, когда вы встречались, у нее были светлые волосы. Причем довольно длинные.

Светлые волосы. Я представила себе лицо этой женщины (как ни досадно, она почему-то запомнилась мне в момент оргазма, с запрокинутой головой и раскрытым в крике блаженства ртом). Отгоняя от себя этот образ, я стала мысленно удлинять и осветлять ее волосы.

Вполне возможно, подумалось мне, когда-то мы с ней встречались и даже знакомились. Вполне возможно, ее лицо было мне чем-то неприятно. Вызывало нежелательные ассоциации.

— Ну, как успехи, Катрин? — спросил Хейзлтон. Похоже, ему нравилась эта игра.

— Кажется, что-то забрезжило, — неуверенно сказала я. — Но очень смутно.

— Сказать?

— Скажите, — попросила я (а про себя добавила: «садист»).

— Ее зовут Эмма.

Эмма. С этим именем определенно связано что-то мерзкое. Да, я ее видела, это точно, но, скорее всего, только однажды. Но кто она, черт возьми, такая, и почему мне так неприятно о ней думать?

И тут до меня дошло — в тот миг, когда он назвал ее фамилию.

Через полчаса все столпились на капитанском мостике «Лоренцо Уффици»; меня придавили к каким-то еще не размонтированным приборам под иллюминаторами. Я смотрела, как береговая линия мчится на нас со скоростью тридцать узлов. «Лоренцо Уффици» должно было вынести на берег ровно между полуразрушенным грузовым судном и огромным остовом, чего — неизвестно, так как на ребрах-шпангоутах не осталось ни единого листа обшивки. По обе стороны от нас простирались километры песка, а на них — множество судов всех видов и размеров на разной стадии демонтажа: над одними, совсем недавно оказавшимися на берегу, работать еще не начинали, от других оставался только киль и отдельные стрингера; необъятный пологий берег с пятнами нефти усеяли крохотные фигурки, тут и там спорадически вспыхивали бесконечно малые огоньки, а над останками кораблей, над заваленной ломом косой и дальше, в глубине бухты, вздымались косые столбы дыма.

По нашему судну пробежала легкая дрожь. Его нос начал подниматься, край прибора, у которого я стояла, впился мне в бедро и живот. Телеграф отзвонил «полный стоп». Несколько человек разразились одобрительными возгласами. Томми Чолонгаи, все еще держась за штурвал, рассмеялся и тут же задохнулся от резкого торможения. Старая посудина стонала и скрипела, откуда-то снизу донесся грохот, словно там рухнула посудная лавка. Нос «Лоренцо Уффици» дальше и дальше вгрызался в песок, в глубь берега, постепенно заслоняя мертвенный пейзаж. Бросив взгляд налево, я увидела, что вынесшие нас на берег волны прибоя углом белой пены обрамляют край покрытого ржавчиной сухогруза. Теперь уже все гремело и стучало, палуба, казалось, прогнулась у меня под ногами, а дальний из правых иллюминаторов вылетел из рамы и исчез внизу, в искрящемся песке.

Треск, скрип и продвижение вперед длились еще несколько секунд; затем, после озноба агонии и прокатившегося по всему кораблю последнего толчка, который наградил меня синяком и едва не шарахнул головой о переборку, старый лайнер лег в свою могилу, грохот умолк, и мое бедро обрело желанный покой.

Вновь раздались восторженные возгласы и аплодисменты. Томми Чолонгаи поблагодарил капитана и лоцмана, а затем эффектным жестом перевел телеграф на «все двигатели выключены».