Читать книгу "Жертвенный агнец - Карло Шефер"

Вот Зуберович. Сыщик позвонил.

Лифта не было. Если вследствие войны, уродства или наследственного слабоумия ты оказался на иждивении общества, у тебя должны быть крепкие ноги, иначе тебе кранты. Так думал полицейский, с каждым этажом все сильнее ощущая нелепость устройства таких социальных домов.

Зуберовичи занимали двухкомнатную квартиру, причем кухней служила ниша в гостиной. Впустила его женщина. Угасшее существо. Она даже не поинтересовалась, кто он такой. Предложив ему продавленное кресло, она ушла в соседнюю комнату. Тойер успел заглянуть туда и увидеть, что она еще меньше, чем гостиная. Там хозяева спали и хранили одежду.

На серой от пыли софе сидел некто, облаченный в синий тренировочный костюм. Сыщик сообразил, что это господин Зуберович. Мужчина был босой, что сразу чувствовалось по запаху. Его лицо напоминало лунный ландшафт с кратерами, на пальцах загибались длинные желтые когти. Глаза, несмотря на вечер и тусклое освещение, были скрыты за заляпанными темными очками без правой дужки. Вместо прически на голове застыло некое месиво из волос, перхоти и сала. На поцарапанном столике перед ним стояли банка пива и переполненная пепельница. За спиной у посетителя работал телевизор, звук был предупредительно выключен.

— Ты кто?

— Иоганнес Тойер. Из здешней полиции.

Зуберович сразу сел и задрожал всем телом.

— Ничего не делать. Всегда за все платить…

— Вот и хорошо. — Мужик вызвал в сыщике жалость. — Я вас ни в чем и не обвиняю. Наоборот, хочу помочь.

— Ты мне? — переспросил Зуберович и по-детски засмеялся. Потом извлек из заднего кармана пачку сигарет, насколько Тойер мог судить, самых дешевых и ядовитых, какие есть в продаже. — Кури?

Разумней было бы принять предложение, но Тойер представил себе их вкус — сушеного верблюжьего дерьма.

— Господин Зуберович. Вашего сына Адмира обвиняют в поджоге дома в Гейдельберге. Я считаю, что он этого не делал.

— Моя сын нет карош.

Сколько же ему лет, этому мужику, и что с ним сделали в концлагере? Сыщик попытался увидеть прежнего Зуберовича. Как выглядел он, когда еще не потерял достоинства?

— Моя сын признаться, я знать.

— Он был в тот день у вас?

— Не знать, я плохо память. Но он иногда приходить.

Тойер попытался улыбнуться.

— Чем вы занимаетесь с сыном, когда он у вас?

— Пить пиво, — Зуберович действительно задумался. — Говорить. Моя жена делать нам кофе. Пить кофе.

Тойер кивнул.

— Ты хотеть босниш кофе?

— Нет, большое спасибо, я…

— Жена! — крикнул Зуберович. — Кофе!

Дверь тут же открылась.

— Вари, он полиция.

Женщина перекрестилась.

— Я думал, вы мусульмане.

— Я мусульман, но не верить. Жена хорват… босниш хорват, понимать?

Тойер подозревал, что и многие другие экс-югославы точно не знали, к какому из враждующих лагерей они принадлежат. Но это не помешало разгореться кровавой войне. Как и всем другим войнам, прошлым и будущим.

Насколько он мог судить, это был турецкий мокко.

— Для босниш мужик нормальны, для немец инфаркт, вкусно? — Зуберович засмеялся. Во рту у него почти не осталось зубов.

— Ваш сын…

— Тюрма не так плох, — отмахнулся он. — Мыть скор помош, знать от паста. Паста обещать.

Тойер не понял, что за пасту имел в виду босниец.

— У мужа плохой память из-за того, что он пережить в лагер.

Женщина убирала чашки. Если бы она чуточку привела себя в порядок, отдохнула и у нее появилась жизненная перспектива, она была бы красавицей. Комиссар похолодел от догадки, что супругам всего лишь под сорок, не больше.

— Лагер! — воскликнул Зуберович. — Ты немец не понимать. — Он снял очки. Вместо одного глаза оказалась впадина. — Мне колоть ножом глаз и сказать, где твой жена? Не этот, другой жена, Мангейм, мать Адмир. Я сказать нет. Тогда ножом к другой глаз…

Он сунул одноразовую зажигалку к лицу Тойера, комиссар отпрянул.

— Тогда я сказать где жена, ее поймать и…

Он сделал красноречивый жест. Тойер судорожно сглотнул, он понял, почему этой паре пришлось расстаться. Но вот того, что творили люди в последние пару десятилетий, этого он не понимал.

— Но одно я не сказать. — Зуберович широко ухмыльнулся, наклонился вперед и заговорщицки подмигнул.

— Да? — спросил Тойер.

— Я тебе сказать немецкий полиция карош…

— Да? — (Что, неужели в этом заключалась его тайна, которую он не выдал врагам?)

— Есть у меня клад в Босния. Зарыть в лес. Если деньги на поезд, выкопать. — Он выжидающе поглядел на Тойера. — Клад, я тогда богатый!

Полицейский стал поспешно прощаться. Женщина проводила его до двери.

— Вы гораздо лучше говорите по-немецки. А муж ваш… почему вы вышли за него?

— Мой другой муж умер в войну, у меня тут ребенок в приют, инвалид. Он, — она мотнула головой назад, — может остаться тут, из-за лагер. Раз я его жена, то и я могу остаться, и ребенок.

Тойер поморщился с сожалением:

— Жизнь-то плохая.

— Совсем никакая, — горько улыбнулась она. — Он не может работать, боли через полчаса. Все забывает, память плохой.

— А что с кладом?

— Ай, — она улыбнулась, но глаза остались серьезными, — может, он зарыл немного денег или сон видел. Большого клада нет, я уверена… Рассказывает каждому. Думаю, клад — то, что он потерял в лагере. Остальное — его фантазия.

— В тот день Адмир был тут?

Она кивнула:

— Он рассказывает, что делает. Мой муж мне рассказывает, я не была дома, убираюсь… — Она испугалась и закрыла рот ладонью.

Тойер потряс головой:

— Не бойтесь, останется между нами. Я забуду про это. Немного черной работы — не преступление.

Она улыбнулась:

— Но я не верю, что Адмир это сделал, это… с домом пастора… Когда я вернулась, они пили пиво и смотрели телик. Думаю, кто такое делает, должен потом убежать.

— Жена! — заорал Зуберович и заговорил дальше по-боснийски.

— Еду ему надо готовить.

Сколько же времени? Еще не поздно, теперь он должен исполнить свой семейный долг: отвезти Ильдирим к ночному поезду.

12

— Вот мы и на месте. — Ильдирим устало огляделась в маленькой комнатке. «Ласт-Минит-Ангебот»[16]забросила их сюда, на датский остров Эре.