Читать книгу "Тузы и шестерки - Михаил Черненок"

Исаева опять взялась за сигарету.

– На этом и закончился разговор? – спросил Бирюков.

– Проговорили мы, наверное, с полчаса… – Аза Ильинична нервно раздавила в пепельнице окурок и, разгоняя табачный дым, помахала ладонью. – Я искренне стала убеждать Ярыгина, что на мне свет клином не сошелся. Есть, мол, куда более достойные женщины. Михаил Арнольдович, будто соглашаясь, кивал головой, потом вдруг усмехнулся: «Понятно, на твою помощь надеяться не стоит. Поэтому ты и с Линой не нашла общего языка». От таких слов меня даже в жар бросило: «Ну что вы говорите?! Когда я сунулась к Лине, она еще находилась под впечатлением недавней смерти Зинаиды Валерьевны и расценила мой визит как опрометчивое стремление навязаться к ней в мачехи. Что же касается моральной помощи с моей стороны, можете не сомневаться. Чем смогу – всегда помогу». Ярыгин смутился: «Извините, не то, что надо, брякнул. Голова крутом идет. Того и гляди, с ума спячу. Сейчас ко мне приедет нотариус. Пока окончательно не свихнулся, хочу написать завещание, чтобы не пропал мой жизненный труд даром, если стану недееспособным». Я удивилась: «Одумайтесь, Михаил Арнольдович! Не вгоняйте раньше времени себя в гроб. Вы же умный и волевой человек! Держитесь уверенно назло всем врагам. Не давайте им повода для радости». Он вяло улыбнулся: «Постараюсь, Аза, проявить волю. Но завещание все-таки оформлю. На всякий случай, поскольку наследников у меня – ни души. В случае чего, не удивляйся, что там будет написано. Я основательно все продумал. Прости, если когда-нибудь хоть чем-то тебя обидел». Поднялся, поцеловал мне руку и ушел…

– Нотариус действительно приезжал?

– Дальнейшее я знаю с чужих слов… Ирочка – секретарша Ярыгина – говорит, что когда Михаил Арнольдович после разговора со мной вошел в свою приемную, там его уже ждал элегантно одетый молодой мужчина с коричневым «дипломатом». Встретились они как старые знакомые. Поздоровались за руку. Ярыгин, сказав секретарше: «Буду занят», открыл дверь кабинета и гостеприимно пропустил мужчину вперед. О чем они беседовали наедине, никто не знает. Примерно через полчаса мужчина вышел, плотно закрыл за собой дверь и попрощался с присутствующими в приемной.

– Кто там тогда находился? – спросил Антон.

– Секретарша Ирочка и телохранитель Шерстобоев.

– Больше никого не было?

– Говорят, нет… – Исаева в который раз приложила к глазам платочек. – По их словам, минут через пять после ухода мужчины в кабинете Ярыгина раздался хлопок, будто из бутылки шампанского стрельнула пробка. Тимофей Шерстобоев осторожно заглянул в дверь, сразу обернулся к секретарше и перепуганно крикнул: «Срочно зови Азу! Шеф застрелился!»… Как я вбежала в кабинет Михаила Арнольдовича, не помню. Ярыгин сидел за рабочим столом, откинувшись на спинку кресла, свесив почти до пола руки и запрокинув голову. Из правого виска к уху тянулась кровавая полоса. На полу, возле кончиков пальцев правой руки, белел маленький, словно игрушечный, пистолет. На столе не было ни единой бумажки, а дверца вмонтированного в стену сейфа была прикрыта. Сразу же приказала остолбеневшему Шерстобоеву, чтобы немедленно позвонил в милицию, а Иру попросила с другого телефона срочно вызвать «Скорую помощь». Следователи появились через пятнадцать минут. Следом примчалась «Скорая», но ее услуги, к сожалению, оказались не нужны… Вот так, Антон Игнатьевич, завершилась трагедия семьи Ярыгиных.

– Да, очень печальная история, – сказал Бирюков.

Исаева тяжело вздохнула:

– А ведь я могла удержать Михаила Арнольдовича от такого шага…

– Каким образом?

– Совсем просто. Он ведь хотя и неумело, но почти в открытую объяснился в любви. Мне бы следовало сыграть роль утешительницы и обнадежить его. Мол, не будем, Михаил Арнольдович, спешить. Подождем, пока страсти улягутся, а там увидим, как нам жить и что делать. Я же, дурочка, заговорила о более достойных женщинах, о силе воли, о врагах. Не пойму, какой дьявол дернул меня за язык нести откровенно банальную ахинею?..

– Уверены, что Ярыгин был с вами искренен?

– Думаю, что – да. По лицу было видно.

– Лицо у него, как я приметил, будто окаменевшая маска.

– Это обычно. Тут же Михаил Арнольдович словно оттаял, расслабился. Собственно, он и раньше оказывал мне повышенное внимание. Постоянно стремился либо сказать, либо сделать что-то приятное. Я не придавала этому значения. Только теперь поняла, как много значила для него… Вот уж действительно получается по-есенински: «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье». Печально, но факт…

– Криминалистика знает немало случаев, когда воспылавшие страстью к любовницам мужья всяческими способами избавлялись от нелюбимых жен, – с намеком сказал Бирюков.

– Женщины, потеряв от любви рассудок, бывают, тоже творят леденящие ужасы, стараясь избавиться от нелюбимых мужей, – добавила Исаева и вздохнула: – Однако, Антон Игнатьевич, здесь не тот случай. Ярыгин слишком умен и порядочен, чтобы пойти на откровенную гнусность. Я даже мысли не допускаю о том, что Михаил Арнольдович, не имея ни малейшей надежды на ответное чувство, мог стать инициатором смерти жены и дочери, дабы избавиться от них. Взбалмошная Зинаида Валерьевна для него была, конечно, не подарок. Лина, с малых лет не знавшая ни в чем отказа, тоже сформировалась в девушку с крутым характером. Но Ярыгин ни разу не пожаловался на семейные неурядицы. Он умел, так сказать, подняться над обстоятельствами и мужественно нести свой крест. Скажу больше, несмотря на капризные приколы Лины, Михаил Арнольдович безумно жалел ее.

– Безумная родительская жалость – опасная штука.

– Для безрассудных людей, но не для Ярыгина. Если бы не его сумасшедшая занятость работой, он был бы отличным семьянином. И пожалуй, сумел бы навести порядок в семье.

После нескольких уточняющих вопросов Бирюков сменил тему разговора.

– Аза Ильинична, вы не заметили каких-либо изменений в отношениях Ярыгина с телохранителем? – спросил он.

Исаева, задумавшись, пожала плечами:

– Тимофей Шерстобоев последние дни безотлучно находился с Михаилом Арнольдовичем в клинике. Как они там относились друг к другу, не могу сказать.

– Ну, а сегодня на похоронах Лины и на поминках?..

– Во время похорон телохранитель ходил за шефом словно тень, а тот будто в упор его не видел. На кладбище же Ярыгин вообще находился в отрешенном состоянии. Что касается поминок, то Шерстобоев, по-моему, даже к столу не присел. Стоял у дверей, чтобы посторонние в зал не проникли.

– Словом, вы ничего не заметили.

– Если не считать какое-то заискивание Шерстобоева перед шефом. То ли Тимофей заглаживал свою вину перед ним, то ли всей душой сочувствовал его горю, – подумав, сказала Исаева. – Раньше он держался достойней, а по отношению к другим сотрудникам банка – даже высокомерно. Собственно, так ведут себя почти все телохранители, пользующиеся покровительством охраняемых персон. Тимофей Шерстобоев в этом отношении не самый заносчивый из них. К другим вообще не подступиться.