Читать книгу "Встретимся в суде - Фридрих Незнанский"

Много ли накопают против него эти москвичи? Были у него и раньше проверки. Приезжали и уезжали. А Нефедов оставался. И все шло по-прежнему…

Нефедов решил не сдаваться. Еще посмотрим, кто — кого!

Александрбург, 4 апреля 2006года, 09.00–18.40.

Владимир Поремский, Владимир Яковлев, Галина Романова

В Александрбурге москвичи, то есть Володя Яковлев, Володя Поремский и Галя Романова, первым делом посетили место происшествия. Иными словами, место инкриминируемого Валентину Баканину убийства Рубена Айвазова и его семьи. Яковлев, Поремский и Романова были готовы к тому, что ничего здесь не найдут, точнее, найдут отремонтированный коттедж и приведенную в порядок территорию, где изгладились все следы совершенного здесь преступления. Ведь немало с того октября воды утекло! Но, как ни удивительно, дом Айвазова встретил их почернелыми от огня стенами, провалившейся крышей, лишенной хозяйской ласковой руки землей, на которой неровно, с проплешинами, пробивалась первая трава. Очевидно, никому не было дела до участка Айвазова: надо полагать, человек, занявший его место на посту директора «Уралочки», не столь добросовестно исполнял свои обязанности, если позволял пребывать в заброшенности этому лакомому куску, способному принести доход. А может быть, никто просто не захотел покупать коттедж, потому что все избегали места, где произошло убийство? Развалины на самом деле производили тягостное впечатление: кажется, даже призракам было бы неприятно здесь селиться. Не отмечалось здесь следов пребывания бомжей, которые вообще-то к местам ночевок непривередливы. Птицы и те облетали айвазовский участок.

Вступив в эти неприветливые пределы, москвичи некоторое время подавленно молчали, будто на кладбище. Венок бы возложить, да только куда? В пределах этого участка нет могилы; он весь как большая могила… Однако постепенно гнетущее чувство развеялось, сменившись нормальным рабочим настроем. Воскресить убитых они не в состоянии, от оплакивания Рубена, Милены и Оксаны тоже мало толку. Главное, что они могут сделать во имя памяти погибших, — спасти невинно обвиненных живых. И отыскать убийц, разумеется.

Теперь уже без стеснения Галя и два Володи ходили по дому, давя ногами похрустывающие следы давнего пожара, сверяя собственные впечатления с первым протоколом осмотра места происшествия. И не однажды они заочно сказали «спасибо» следователю Виталию Петренко: судя по тому, как точно и дотошно написан протокол, как своевременно были опрошены свидетели, как корректно составлены все документы в начале дела об убийстве Айвазова и его семьи, следователь Петренко — отличный, добросовестный работник, для которого главное — не найти побыстрее того, на кого можно было бы свалить убийство, а обнаружить и обезвредить настоящего убийцу. Надо полагать, ему бы это удалось. Петренко уже начал копать в перспективном направлении, обратив внимание на служебную деятельность убитого… И вдруг — неожиданная остановка. Кто-то сверху перекрывает Петренко кислород: дело у него отбирают и перебрасывают другому следователю. Дальше в течение некоторого времени с делом происходит непонятно что: оно пребывает в заброшенности. Пока не произошло какое-то событие… Этим событием, по-видимому, стало чье-то желание убрать с дороги Баканина. Хотя следствие тщетно пыталось обставить свое ретивое поведение так, словно на то, что дело снова стало следственным, повлияло признание киллера — Петра Самойлова.

— Как-то непонятно у них все получается: почему Самойлов три месяца отсидел в СИЗО по другому делу и не признавался в убийстве, а тут вдруг признался? — вслух рассуждала Галя, выглядывая из окна второго этажа, пока два Володи копошились возле места, где были обнаружены трупы Милены и Оксаны Бойко. После городского дыма и суеты побыть за городом, подышать свежим воздухом было бы отрадно, если бы не здешняя мертвенная обстановка. Ни весной, ни первой зеленой травкой как будто бы не пахнет. Словно все запахи убил пожар.

— Да не убивал Самойлов, успокойся, — досадливо махнул рукой Володя Яковлев. — Взяли первого попавшегося из СИЗО и склонили к признанию. Благо, человек уже сидит, искать не надо! Ты разве не знаешь, как это делается у некоторых следователей, чтобы план по раскрываемости выполнить?

— Все-таки надо разобраться, убивал он или нет? Конечно, признание без доказательств ничего не значит, но…

— Вот ты, Галя, и разберись, — предложил Яковлев. — У тебя это отлично получится. А Поремскому я бы посоветовал побеседовать с Виталием Петренко. Толковый, чувствуется, парень этот Петренко! Может, он еще на какие-то версии наткнулся, которые не успел отразить на бумаге?

— А может, и отразил, — подхватил Поремский, — только эти бумаги из айвазовской папочки изъяли!

— Ты действительно так думаешь? — обеспокоился Яковлев.

— А черт их областную прокуратуру знает! Я уже ничему не удивлюсь. Столько ни на чем не основанных выдумок в одном деле, что это не дело, это ненаучная фантастика получается…

Со следователем Петренко им вскоре довелось побеседовать. Только не так и не в той обстановке, которая располагает к долгим разговорам… Однако для начала следовало заняться Самойловым.

Клиенты следственного изолятора, делившие камеру с Петром Самойловым, на контакт с Володей Яковлевым шли охотно. По правде сказать, они радовались этому небольшому разнообразию в их скудных на события буднях. Тем более что лично им сведения, которых добивался заезжий оперативник, не сулили ни улучшения, ни ухудшения участи. А говорить о чужих делах куда как проще и безопаснее, чем о своих.

— Самойлов? Это Киря, что ли?

— Нет, его зовут не Кириллом, а Петром.

— Да знаем мы, знаем, что он Петька. Кирять, говорю, любит, ну, в смысле, пить. Это сразу заметно, вот его Кирей и назвали. А мне жалко, что ли? Петр так Петр, пускай будет Петр. Как его ни назови, личность известная…

Так или иначе, показания сокамерников Самойлова совпадали вплоть до мельчайших деталей. В тюрьме время течет медленно, бессобытийно, и любая мелочь надолго оседает в памяти. А то, что происходило с Самойловым, мелочью не было, особенно по здешним меркам.

Петр Самойлов попал в следственный изолятор за три месяца до смерти Айвазовых. Ни о каком заказном убийстве он тогда и не заикался. О том, что ненавидит «черных», тоже от него ни разу не слышали; хотя в камере двое человек — с Кавказа, между ними и Самойловым не проявлялось ни следа неприязни. Зато о том, за что сюда попал, Самойлов рассказывал охотно, не видя в своем поступке ничего зазорного. Просто как-то днем, ближе к вечеру, забрел случайно в их поселок прилично одетый мужик, сразу видно, бабки водятся, машина там у него сломалась или чего еще, а Петр Самойлов этого мужика решил попугать маленечко. Ну, короче, и попугал… с применением грубой физической силы. Доллары этот проезжий несчастливец тоже, дескать, начал совать Петру Самойлову исключительно с перепугу. А тут милиция… В общем, получилась полная ерунда. Собеседники Самойлова, у которых в жизни хватало подобной ерунды, слушали его без особого сочувствия, хотя и без осуждения. Среди них отмечались и настоящие уголовники, и такие ни за что не подумали бы, что такому лоху, как Самойлов, кто-то может заказать убийство. Ну, разве только если заказчик не заинтересован в результате. Но, поскольку, как уже было сказано, об убийстве Самойлов ничего не говорил, то и вопроса такого не было.