Читать книгу "Мой Рагнарек - Макс Фрай"

Я быстро достал три теплые косточки, положил перед собой на песок и медленно перевернул — сначала ту, что лежала справа, потом — центральную и напоследок ту, что была слева.

* * *

Первым открылся все тот же Хагал, грозный знак небесного града — именно эту руну я вытащил из мешочка за несколько минут до того, как Афина пришла, чтобы сообщить мне о смерти бедняги Диониса. Хагал по-прежнему сулил нам «очищающее разрушение» и «перемену участи». Два дня назад это обещание почти восхитило меня, но сегодня я не испытывал прежней радости: я уже знал, какого рода эти самые перемены, и пока они мне не слишком нравились.

Мои надежды с самого начала были связаны со второй руной: по законам гадания именно она должна была подсказать мне выход из положения.

— Гебо! — Увидев две перекрещенные линии, я скорее удивился, чем обрадовался, хотя Гебо всегда была очень хорошим знаком. Руна, символизирующая Священный Союз.

Помощь прийдет со стороны — вот что означала руна Гебо, и мне оставалось только недоумевать: вроде бы, ждать помощи уже давно было неоткуда, а сейчас — и подавно! «Обычно этот знак появляется, когда близко облегчение от беспокойства, время мира и согласия. — Изумленно вспомнил я. — Но какое уж тут „время мира и согласия“! Может быть, руны тоже могут утратить разум?

Ладно, теперь посмотрим, чем все закончится…» Третья косточка, которая должна была сообщить мне, чем закончится тревожащая меня история, была чистой. Ни одной царапины на гладкой поверхности. Вейрд — пустая руна.

Единственное из моих созданий, способное напугать даже меня самого.

Знак непознаваемого, испытание моего мужества и моей веры — хотел бы я знать: веры во что?! Вейрд некстати напоминала мне, что будущее больше не в моей власти — даже мое собственное будущее, поэтому единственное, что остается — это смириться и ждать. Вот уж чего я точно не собирался делать, я не согласился бы и на миг предаться смирению, даже в обмен на вечную радость и сотню царств, по сравнению с которыми мои золотые чертоги могли бы показаться убогим хутором! Я вздохнул, собрал руны, сложил их в мешочек и отправился обратно.

* * *

Поначалу наш идиотский поход на север почти не отличался от обыкновенного турпохода — если не принимать во внимание рекордное количество участников и мое вполне комфортное существование: когда при тебе постоянно дежурит всемогущий Джинн, вещи вроде горячего душа, хорошего ужина и удобного ночлега не являются проблемой. Мои «генералы» оказались отличными ребятами, их компания вполне меня устраивала, а остальные рядовые бойцы «армии тьмы» меня не слишком интересовали.

Они дисциплинированно следовали за мной по бескрайней пустыне и никоим образом не усложняли мое существование — вот и ладненько!

Князь Влад отлично вписался в наш коллектив. С Мухаммедом он, можно сказать, подружился — насколько эти серьезные дяди, типичные представители мрачного средневековья, вообще были способны «подружиться» с кем бы то ни было! Они часами вели ученые беседы, пока их верблюды неторопливо брели по пустыне. Иногда до меня долетали обрывки их бредового диалога: «Аллах сотворил землю, — важно сообщал пророк, — но у земли не было основания, посему под землей он сотворил ангела. Но у ангела не было основания, посему под ногами ангела он сотворил рубиновую скалу. Но и у скалы не было основания, посему под скалой Аллах сотворил быка с четырьмя тысячами глаз, ушей, ноздрей, пастей, языков и ног. Но у быка не было основания, посему он сотворил под быком рыбу по имени Багамут, и под рыбой он поместил воду, а под водой — мрак, а далее знание человеческое не способно достичь…» «А вот я слышал от одного пьяного монаха, что земля стоит на воде, вода на скале, скала на лбу быка, бык на песчаном ложе, а песок — на Багамуте, Багамут же этот стоит на удушливом ветре, а удушливый ветер на тумане. Я велел монаху сказать, что находится под туманом, а он твердил, что сие никому не ведомо. Так что пришлось посадить его на кол… Может, зря я так?» «Ну почему же „зря“! — великодушно утешал его Мухаммед. — Этот человек плохо обошелся с истиной. Сей „удушливый ветер“ действительно был сотворен Аллахом, но совсем для других нужд, да и как может ветер служить опорой для Багамута!?» — Тут я хватался за голову и поспешно отъезжал куда-нибудь в сторонку.

Разумеется, меня, Анатоля и Доротею до слез смешил тот факт, что рядом с нами находится легендарный «Дракула». В первый же день Влад с неподдельным интересом выслушал пересказ романа Брема Стокера в исполнении начитанного Анатоля, после чего решительно попросил Джинна раздобыть ему стакан человеческой крови — на пробу! — и хороший гроб с запасом трансильванской земли — вместо кровати. Кровь, как ни странно, оставила его довольно равнодушным: князь снисходительно пробормотал что она, дескать, «утоляет жажду не хуже, чем кислое вино», а у меня хватило ума не лезть к нему с отеческими советами, что кровь следует пить не из стакана, а непосредственно из сонной артерии несчастной жертвы: я ни секунды не сомневался, что Влад немедленно попытается проверить сие смелое утверждение экспериментальным путем — зачем мне паника в войске?! Зато гроб превзошел все ожидания. Наутро князь выглядел счастливым, отдохнувшим и даже помолодевшим.

Гроб был тут же водружен на спину его многострадального верблюда, поскольку Влад наотрез отказался расставаться с этим сокровищем…

Незадолго до заката третьего — или четвертого? — дня нашего похода я увидел на горизонте какое-то диковинное сооружение. Его очертания смутно напоминали мне полузабытые иллюстрации из учебника по древней истории для младших классов, а цвет почти не отличался от золотисто-серой бесконечности пустыни, словно загадочное строение было всего лишь огромным песочным замком.

— Что это, мираж? — Удивленно спросил я Джинна.

— Нет, храм одного из местных богов. — Равнодушно ответил он.

— Одного из наших противников — так, что ли? — Настороженно уточнил я.

— Противников?! Вот уж не думаю! — Очевидно, мое предположение было на редкость нелепым: Джинн даже рассмеялся и энергично затряс головой. В конце концов он решил, что я заслуживаю небольшой лекции:

— Обитатели этого места — не враги и не друзья. Можно сказать, что они сохраняют нейтралитет. В пустыне иногда встречаются очень старые боги, Владыка. Они не участвуют в игре, поскольку уже не принадлежат этому миру.

— Как это — «не принадлежат»? — Удивился я. — Они же здесь присутствуют…

— Отчасти. — Задумчиво согласился Джинн. — Они присутствуют здесь подобно тому, как люди присутствуют в своих снах — в тех снах, о которых они забывают прежде, чем успевают проснуться. Я понятно выражаюсь?

— Вполне. — Кивнул я. И удивленно заметил:

— Все-то ты знаешь! Странно все-таки, что самым большим начальником всего происходящего почему-то считаюсь я, а не ты. По-моему, это нелогично. Может быть, махнемся должностями? Из меня хреновый слуга, и у вас тут же начнутся проблемы со снабжением, зато справедливость будет восстановлена!

— Я всего-навсего — сундук, в котором хранится твоя собственная мудрость и могущество, Владыка. — Равнодушно заметил Джинн. — Тебе только кажется, что я отвечаю на твои вопросы. На самом деле, ответы приходят из твоего собственного сердца. А я — просто наваждение, такое же, как этот храм на горизонте. Одно из многих твоих наваждений.