Читать книгу "История «Майн Кампф». Факты, комментарии, версии - Вернер Мазер"

действия многих немцев, хотя очень немногие из них сами прочитали эту книгу. Приведенные ниже прокомментированные отрывки из «Майн Кампф». сопоставленные с формулировками такого критически мыслящего биографа Гитлера, как Алан Буллок, и такого историка, как Гельмут Хейбер, наглядно показывают, что «Майн Кампф» даже и после 1945 года для таких, например, авторов, как Уильям Л. Ширер, Ганс Бернд Гизевиус, Эрнст Нольте, Макс Домарус и Михаэль Фройнд180, осталась не только направляющей канвой.

В «Майн Кампф» Гитлер говорит, что в Вене ему жилось очень плохо, например: «Даже сегодня этот город (Вена. — Примеч. авт.) будит во мне лишь мрачные мысли. Пять лет нужды и лишений связаны для меня с этим сибаритским городом. Пять лет, когда я, сначала как подсобный рабочий, а затем как мелкий художник зарабатывал себе на хлеб; да, действительно, на скудный хлеб, которого всегда не хватало даже на то, чтобы заглушить привычный голод»181.

После 1945 года этот пассаж для всех биографов Гитлера оставался таким же правдоподобным автобиографическим рассказом, как и для национал-социалистических или критических его биографов периода до 1945 года. Гитлеру, безусловно желавшему выглядеть для народа как простой «человек из низов», «рабочий», испытавший нужду182, удалось в «Майн Кампф», путем ловко сформулированных утверждений, сделать правдоподобной эту пропагандистски особо эффективную версию. Но во время написания книги он не мог думать, что еще более правдоподобными могут стать легенды о Гитлере в Вене 1913 года — якобы «бездельнике» и «бесцельном обитателе приюта для бездомных», распространяемые бывшим бродягой Рейнгольдом Ханишем и вскоре ставшие «фактами». На многих примерах можно убедиться, что биографы Гитлера не только приняли на веру версию Гитлера и рассказы Ханиша, особо негативно артикулируя их, но также и «дополняли» их голословными домыслами и предположениями. Так, Гитлер в «Майн Кампф» изображает судьбу юного рабочего из провинции, страдающего в большом городе Вене после ухода из крестьянской среды. Гитлер: «Теперь он (у Гитлера: «крестьянский парень». — Авт.) медленно слоняется, часто истратив и продав последнее, его одежда все более ветшает, и он вскоре попадает в такую среду, где к его физическим страданиям добавляются душевные»183. Буллок считает это описание автобиографическим рассказом о его (Гитлера) времени в Вене184, ему вторит не только Ганс Бернд Гизевиус, который выразительно объясняет: «Прискорбный опыт, который он (Гитлер. — Примеч. авт.) позднее в своей книге приписывает вообще всем юным рабочим, говорит в пользу версии, что это был его личный опыт»185. Эти толкования186 так же мало подтверждаются фактами, как и рассказы в национал-социалистических биографиях периода до 1945 года. То, что юный Гитлер в Вене жил в жалких условиях, попрошайничал и ночевал в приютах — выдумка187.

Неопределенность в этом вопросе, обусловленная недоступностью источников информации, и критическая предубежденность по отношению к рассказу Гитлера в «Майн Кампф» в значительной степени определили (если не говорить о национал-социалистических биографиях) как стиль, так и содержание всех критических биографий. Все биографические тексты однозначно демонстрируют сильное влияние книги «Майн Кампф», приведем еще один пример этого. Гитлер пишет: «В ходе новой советской революции я сначала так вел себя, что вызвал неудовольствие Центрального совета. 27 апреля 1919 года рано утром я должен был быть арестован — но у трех человек, пришедших за мной, не хватило мужества при виде моего карабина и они ушли ни с чем»188. Эту версию Гитлера подхватил Леерс: «27 апреля его, еще находившегося в Мюнхене, хотели арестовать, но красногвардейцы ушли, увидев его карабин наизготовку; 1 мая 1919 года Гитлер вместе с освободительной армией вступил в Мюнхен». Та же картина описана и Филиппом Боулером. Гизелиус, хотя и полемизирует с утверждениями Гитлера189–190, однако он не в состоянии доказать, как в действительности обстояло дело в начале 1919 года. «Три человека, — пишет Гизелиус, — хотели арестовать его незадолго до момента запирания ворот, но он прогнал их, показав револьвер». То же самое мы видим у Ширера. «В начале года, — пишет он, — он(Гитлер. — Примеч. авт.) снова был в Мюнхене. В “Майн Кампф” он рассказал, что навлек на себя “неудовольствие” левого правительства и избежал ареста лишь тем, что он трем “парням”, пришедшим за ним, хладнокровно показал свой карабин»191. Нечто подобное и у Гельмута Хейбера: «Какой (Гитлер. — Авт.) рассказал позднее, сторонники новых властей пытались… арестовать его в казарме; но увидев его взятый наизготовку карабин, они ушли также, как пришли»192.

В действительности же в начале 1919 года Гитлер не только подвергался опасности ареста, но и был арестован. Но это случилось не по приказу «Центрального совета», как он утверждает, а после свержения коммунистического режима — членами Добровольческого корпуса Эппа.

В другом месте, о котором уже говорилось в настоящей главе, Гитлер сообщает: «Я встал на учет в германской рабочей партии и получил временный членский билет с номером: семь»'93. Леерс и Боулер переписали это себе194. Но и Уильям Л. Ширер пишет в своей книге о биографии Гитлера: «Так Адольф Гитлер вступил в Германскую рабочую партию как член номер 7»195. И в биографическом наброске Макса Домаруса присутствует версия из «Майн Кампф», что Гитлер был «членом номер 7»196 партии. Другие авторы, например, Ганс Бернд Гизевиус, хотя и установили, что Гитлер не был «членом номер 7» партии, а «членом номер 55»197, но и эта информация неточна; потому что до конца июля 1921 года он был не «членом номер 55», а «членом номер 555»l98.

Говоря о значении книги «Майн Кампф» как источника информации, не в последнюю очередь следует отметить изображение биографами развития Гитлера как антисемита. Он сам пишет, что не может точно сказать, когда «слово “еврей” в первый раз… особенно заставило его задуматься». В его якобы «космополитическом» (и, по версии Гитлера, тем самым не антисемитском) родительском доме подобные выражения не только не использовались, но и были невозможны. О своем отце Гитлер писал, что «старик… считал, что даже акцентирование этого понятия говорит о культурной отсталости»199. «В школе также, — продолжает он в “Майн Кампф”, — ничто не способствовало изменению этой воспринятой мною дома картины. В реальной школе я был знаком с еврейским мальчиком, с которым мы обращались осторожно, но лишь потому, что из-за его молчаливости… не особенно доверяли ему; какие-то особые мысли на его счет мне в голову приходили так же мало, как и остальным»200. В том же духе он продолжает: «Лишь в возрасте 14—15лет я стал чаще сталкиваться со словом “еврей ”, нередко,