Читать книгу "Атласный башмачок - Поль Клодель"

Да и в самом деле он нас грязно предал.

ВТОРОЙ А что ему делать–то было? С той поры, как эта проклятая сука Пруэз…

ПЕРВЫЙ Кому сказал, не называй имена!

ВТОРОЙ … с того момента, как наша старуха вышла замуж за нашего старика, ему пришлось сматываться. Куда лучше, как не к туркам?

ТРЕТИЙ Я бы, черт побери, тоже так поступил, если бы мог.

ПЕРВЫЙ Не ори так! Ты же знаешь, что наш старик любит прогуливаться ночью. И хотя поверх белого он всегда надевает черный плащ, его все равно видать. Глаза у него блестят, как у кошки.

ТРЕТИЙ Ничего, надейся, я еще прижму его как–нибудь в теплом месте. Будь я тогда мелкой рыбешкой, если не всажу ему пулю!

ВТОРОЙ (хватаясь за ружье) Кто идет?

СЦЕНА V

ХОЗЯЙКА МЕБЛИРОВАННЫХ КОМНАТ, ДОН ЛЕОПОЛЬД АВГУСТ.

Совершенно очевидно, что мы не можем далее отказывать воображению наших зрителей этот ряд окошек, наверху, под колосниками, отштукатуренных в приятно розовый

или голубой цвет, типичный для Генуи, которые для нужд местного колорита мы перенесли в Панаму. Каждое окошко украшено связками стручкового перца и чеснока. Посредине

небольшой балкон. Телесное присутствие дона Леопольда Августа сведено к его куртке, привязанной шнурками к верху штанов, подвешенной на крючок удочки и надутой воздухом. Впрочем, это не мешает ему раскачиваться на привольном послеполуденном бризе в своего роде танце, величавом и игривом одновременно.

ХОЗЯЙКА (выбивая палкой пыль из дона Леопольда Августа) Пам! Пам! Пам!

ДОН ЛЕОПОЛЬД АВГУСТ (на каждый удар отвечает фонтаном пыли) Пуф! Пуф! Пуф!

ХОЗЯЙКА (бьет снова и снова) Пам! Пам! Никогда бы не подумала, что в ученом может быть столько пыли. Пам! А ну–ка, получи еще, старина Филипп Август!

Не повезло, однако. Два дня в Панаме, и — каюк! Всего–то успел снять шляпу да обтереть пот,

И вот нате вам, стрела лучника Аполлона, как сказал бы наш секретарь мирового судьи,

Уложила его, всего почернелого, на мостовой. Еще один, которому письмо к Родриго не принесло счастья!

Так чего же так усердствовать и хранить его?

Отдай его мне, Леопольд! Позволь ему упасть!

Не хочешь? Прошу тебя!

(Еще удар.)

Умоляю!

(Удар.)

Мне обязательно нужно это письмо, чтобы пьеса продолжалась и не зависла так по–глупому между небом и землей.

Посмотри, видишь там внизу — господин и дама ожидают нас, в печали.

Смиренно представляю мое прошение благосклонному вниманию вашего Великолепия.

(Удар.)

Вы скажите, что мне ничего не стоит самой вытащить письмо из этого Филиппа Августа.

Но я не осмеливаюсь. Ведь письмо приносит несчастье. Предпочитаю чтобы оно само, так сказать, естественным образом упало с него, как слива с дерева.

(Удар.)

Пам, пам и пам! Пам, пам и пам! Пам, пам и пам!

ДОН ЛЕОПОЛЬД АВГУСТ (трясется, но все еще сохраняет важность) Пуф! Пуф! Пуф! Пуф! Пуф! Пуф!

Письмо падает.

ХОЗЯЙКА Наконец–то! Еще один, последний раз, чтобы закончить! Пам! Пам!

ДОН ЛЕОПОЛЬД АВГУСТ Пуф!

Сначала задник вместе с Хозяйкой, затем и сам Леопольд Август взвиваются к колосникам. Показывается верхняя часть декорации с неопределенного вида тропической растительностью. Потом снизу появляются, начиная с головных уборов, лица персонажей, за ними следуют все остальные части тела, затем целиком нарисованные на заднике изображения сцены VI.

СЦЕНА VI

ДОН РАМИРО, ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА

Сидят на скамейке, оба в черном, в костюмах, строго соответствующих эпохе, похожие на фигуры из колоды Таро. На самом деле это лишь нарисованные на заднике силуэты с отверстиями вместо головы, через которые проглядывают лица актеров.

ДОН РАМИРО (глухим голосом) Вице–король больше не любит меня!

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Да что вы! Именно в тот момент, когда он только что вручил вам правление Мексикой,

Королевством в десять раз больше и прекраснее Испании, с рудниками, и плантациями, и нефтью, и выходом в Бесконечность, на Севере;

Я вдруг слышу ваши жалобы: вице–король больше не любит меня?

ДОН РАМИРО Если бы он любил меня, он не удалил бы меня так далеко от себя.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Но разве не вы сами попросили у него Мексику?

ДОН РАМИРО Я позволил вам просить его.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Тогда отчего вы мне позволили просить его?

ДОН РАМИРО Я позволил вам просить его, чтобы убедиться.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Убедиться в чем?

ДОН РАМИРО В доверии, которым вы пользуетесь у его Высочества.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Лучше уж обвините собственный ревнивый и неуравновешенный нрав,

Эту вашу меланхолию, которая заставляет вас задираться и навлекать на свою голову именно то, чего вы боялись больше всего.

ДОН РАМИРО Вы ему нравитесь больше, чем я.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Разве я этого хотела? И вы полагаете, что у меня есть веская причина любить его, когда именно ему я обязана честью быть вашей женой?

ДОН РАМИРО Вы правы. Оставьте меня теперь, я хочу поразмышлять над этим текстом в одиночестве.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Он не любит меня!

ДОН РАМИРО Однако мы знаем, что в любой час вы можете войти к его Высочеству.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Как и его собаки. Сколько раз мне привелось входить и выходить, а он даже не обратил внимания! Он слушает меня, только когда я пою.

ДОН РАМИРО Стоило вам лишь намекнуть, что ваше здоровье требует высокогорного климата, и на следующий же день он предложил мне Мексику.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Да, в этом–то и заключается его странное безразличие. Подумать только, накануне он вел себя со мной так доверительно и непринужденно. Родриго — и почти ласковый! А потом достаточно было произнести одно слово!

Справедливости ради, я должна сказать, что никогда бы не поверила, что он меня отпустит с такой легкостью.

ДОН РАМИРО Вы здесь ни при чем. Это я оскорбил его.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Вечно эта болезненная подозрительность!

ДОН РАМИРО Ах, я не могу вынести мысль, что он презирает меня.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Сколько раз я слышала, как вы обвиняли и проклинали его.

ДОН РАМИРО Один его взгляд, одна его улыбка заставляли меня все забыть!

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Вы полагаете, что вы и я ему совершенно безразличны?

ДОН РАМИРО Я знаю только, что жизнь без него невозможна!

Когда он останавливает на мне свой глубокий взгляд, когда я замечаю, что он смотрит на меня, во мне будто происходит нечто, заставляющее меня встать навытяжку. Господь дал ему своего рода право и власть надо мной, так что то, что он просит у меня, тотчас перестает мне принадлежать.

ДОНЬЯ ИЗАБЕЛЛА Что же вам теперь делать?

ДОН РАМИРО Я должен был попросить у