Читать книгу "Убийство с гарантией - Анна Зимова"

Невозможно, конечно, спросить женщину напрямую, столько ли ей лет, сколько она сама себе дает. Или когда именно сделаны фотографии, которыми она его заваливает. Но он мог бы попросить ее сделать освещение поярче, когда она однажды вышла в скайп, сказать: «Хочу полюбоваться тобой, любимая». Тогда ее лицо было расплывчатым пятном, на котором то появлялись, то исчезали овалы глаз, казалось, он разговаривает с косоглазой инопланетянкой. Но мерцающее на экране пятно он воспринимал через призму своей привычки к ее красоте. Привычки, которую она в нем сама — целенаправленно — выработала. Весь этот ее апломб, рассказы про то, что к ней липнут мужчины, сыграли ей на руку.

Он, что уж там, и сам подцепил ее обманом, но потом он выслал ей свои всамделишные фотографии. Перед ним поставили тарелку с омлетом и снова потрепали по волосам.

Он стал ковырять завтрак вилкой, не забыв поблагодарить. Кроме яиц, он успел заметить на полке наполовину опустошенные банки с соленьями и провисший полиэтиленовый молочный пакет. Из ведра откровенно попахивает, не срыгнуть бы. Допустим, он наврал, сказав, когда приедет, не дал ей те пару дней форы, на которые она рассчитывала, — и она не успела подготовиться к его приезду. Но за пару дней такой беспорядок все равно не приберешь, этот нагар на плите, на клеенке копился годами. На стене за плитой наросли сталактиты жира. Да и все эти ее обвислости, о которых она умолчала, за два дня не исправишь. На что она рассчитывала, приглашая его пожить у нее? Что мужик, просидевший среди уродов и подонков столько времени, безропотно проглотит не только омлет, но и все эти морщинки и мешочки под глазами, только потому, что все это — женское? Что, изголодавшись по ласке, он не сможет не потянуться губами к ее губам и волосам? Вчера его мозг был затуманен, да что уж там, совсем не работал, органы чувств напрочь вышли из строя, и он лапал ее. Но при этом не видел, не ощущал по-настоящему.

Она улыбнулась.

— Ты попал, дебил, — сказала она вдруг, глядя ему прямо в глаза.

Даже поняв уже, что это было «Ты бы руки помыл», он несколько секунд все не мог вдохнуть достаточно воздуху. Он был честен с нею, когда говорил про себя. Просто сильней, чем нужно, подкрутил фитилек под огнем своей любви, чтобы казалась ярче. Она же — врала бесстыдно, напропалую. Она вопросительно посмотрела на него, и он сказал: «Очень вкусно». Устраивая сцену или хотя бы задавая прямые вопросы, он унизит себя. Он проглотит вранье вместе с этой едой. И вообще, пора бы о чем-нибудь поговорить.

— Как у тебя дела на работе? — спросил он светски и сразу же понял, что зря это сделал.

Квартира деловой женщины, пропадом пропадающей в своей индустрии моды, может быть пустой, необихоженной, ведь у нее нет времени на уборку. Женщина-карьеристка, вполне возможно, забудет наполнить холодильник. Ей может быть невдомек починить подтекающий кран. Но эта квартира задрипана не из-за нехватки времени. Она, так сказать, отражение ее хозяйки, над которой поработало время. Кухонный гарнитур облупился во многих местах и зияет прессованная плита из-под оборванной обшивки, по углам пылятся какие-то ведерки, банки, корытца, ламинат на полу протерт дальше некуда. Он ожидал увидеть беспорядок другого рода — заваленный бумагами и образцами ткани стол, под которым найдется брошенная впопыхах обертка из-под шоколадки, а видит полную безоговорочную капитуляцию женщины перед гигиеной.

Так что дела на работе у нее плохи, если работа вообще есть.

— Хорошо, что ты напомнил, — ахнула она, посмотрев на часы на стене, — мне нужно заскочить на работу буквально на пять минут. Хочу взять кое-какие заказы на дом. Но не волнуйся, — спохватилась она, неправильно истолковав его взгляд, — сегодня я работать не собираюсь. Мы сходим погулять. Поговорим. Мне столько всего нужно тебе рассказать.

Ему привиделось с похмелья или она посмотрела на него не просто ласково, а откровенно плотоядно? Де-юре вчера он к ней приставал, и она, вполне возможно, рассчитывает на продолжение. Сходит сейчас на работу, а потом вернется и игриво попросит его принять душ. И предложит ему наконец свои заждавшиеся сиси. Он же, в конце концов, никак не выразил своего возмущения несоответствиями, которые нашел в ней. Она может полагать, что их договор в силе.

— Тебе, наверное, тоже хочется мне о многом рассказать, — продолжала она, убирая тарелки в раковину к тем многочисленным, что там уже стояли.

Он не ошибся, взгляд у нее оценивающий, томный, наверняка, болтая о пустяках, она воображает себе уже…

— Я провожу тебя до работы, — к месту ввернул он. «И сбегу наконец», — добавил про себя.

Она подкрашивала губы жирной смутного оттенка помадой и долго выбирала между двумя серыми пальто, висевшими на вешалке, а он обходил квартиру, стараясь выглядеть вежливо заинтересованным, и судорожно прикидывал, о чем бы еще спросить. Индустрия моды, как же. Ни глянцевых журналов, ни манекенов, ни даже иголки с ниткой. Ни косметики, ни духов. Ни картины на стене, ни плаката — ничего, что говорило бы о вкусе хозяйки, — только повсюду кипы бумажной требухи, которую бесплатно раздают в магазинах и у метро.

Он увидел под ногами квадрат, более светлый, чем остальной пол, и еще один. Теперь он осознал: мебели прежде у нее было больше, значительно больше. Здесь стоял еще один шкаф, а тут, вероятно, комод, в котором держат постельные принадлежности. Здесь к стене лепилась полка-уголок. Она распродает свою мебель. Эти квадраты на полу — летопись ее финансовых затруднений. Она лишилась гарнитура не в один момент — шкаф, например, она продала первым, пятно под ним уже почти сравнялось по цвету с остальным линолеумом. А комод или что-то вроде него ушло из дома совсем недавно — вот светлый прямоугольник. На кресло-ублюдка и продавленный диван никто не позарился. Он рванул в ванную и стал горстями швырять себе в лицо холодную воду. Это не может быть правдой. Это какой-то кошмар родом из похмельных сновидений, надо проснуться. И всем этим рекламным бумажкам вдруг нашлось объяснение, и банкам: она сдает макулатуру и стеклотару, все какая-то копейка. Он ударил себя по щеке, по другой, схватился за волосы и рванул их так, что побежали слезы, но кошмар, конечно, никуда не делся. Вернулся в комнату.

Увидел фотоальбом, стал листать. Обычный альбом самолюбивой красивой женщины, где каждая фотография говорит: посмотрите, какая я хорошенькая. Вот только последнее фото в нем сделано бог знает сколько лет назад. Все эти карточки он уже видел, она их ему присылала.

Альбом по сгибу прихвачен черной ниткой, потому что надорвался. Видеть эти потуги спасти грошовый альбомчик — пытка. Эти квадраты на полу — пытка. Поморгал, чтобы унять слезы. Глупости все эти разговоры про то, что сидевшие становятся суровыми и мужественными. Он вот сейчас заплачет, как баба.

Спальня оказалась чуть наряднее, светлее и чище. Отметил песочного цвета палас и в тон ему платяной шкаф. Кровать двуспальная.

— Нужно сделать тебе комплект ключей, — сказала она на лестничной клетке.

Он промолчал, разглядывая зеленый увядший стебелек на полу, — здесь вчера, торопясь к ней, он заехал в стену букетом.