Читать книгу "Держись и пиши - Екатерина Оаро"

Холодные, как ожог, поцелуи соленой морской воды.

А земля вокруг сухая, потрескавшаяся, как ладонь обезьяны, пепельно-серая или голубая. И среди этой суши огромный, аж до Турции, и глубокий, насквозь синий, до самого дна, прозрачный кристалл – чистейшей воды. Море пахнет йодом и водорослями, земля – пылью, сухой колючкой, нагретым мрамором, корицей и перцем, сухим овечьим пометом.

Илиадой!

Я прикрываю бумагу своим телом…»

Далее автор скажет, что это то самое море, в которое впадает его Днепр. И вернется в Беларусь, к своему повествованию.

Красиво? По-моему, да. Дерзко? О да. Неидеально? Живо. Вы заметили, что Короткевич, лежащий на пляже в Крыму, стал вам ближе? Это потому, что он выглянул из текста. Выгляните и вы.

Глава 27

Миф о том, что у всех писателей одна задача
Или: как понять, что у меня получилось?

Мои друзья-программисты всегда удивляются, что писателям так сложно заканчивать свои произведения. «Нам тоже сложно, – говорят они, – и хочется улучшить код, сделать его красивее. Но мы знаем, что нужно просто свериться с техническим заданием – и, если все работает, успокоиться».

Долгое время я отвечала, что работа писателя – это не работа программиста, не сравнивайте. Но чем больше я пишу, тем больше понимаю, что свериться с ТЗ, чтобы завершить дело – здоровая идея. Только в нашем случае ТЗ – это не техническое задание, а творческая задача.

Сейчас, когда я пишу эту книгу, мне 32 года. Когда она выйдет, мне будет 33. Я не классик с многотомным собранием сочинений и не могу писать об окончании текстов, опираясь на это собрание. Но, возможно, я чуть ближе к вам, чем этот классик. Поэтому я расскажу, как сейчас заканчиваю тексты я. И, если это однажды изменится, я напишу еще одну книгу. И если у вас иначе, это нормально.

Я затеваю произведение или книгу от переполненности – и чаще всего в начале дела энергии на него у меня очень много. В этот момент я пишу заметки о том, какой бы я хотела видеть будущую вещь. Эта мечта и есть моя творческая задача. В момент начала она кажется мне дерзкой, и я совсем не уверена, что справлюсь.

Когда же произведение, которое я пишу, начинает оформляться и завершаться, мне обычно кажется, что я должна писать его еще лет пять. Я уже предчувствую новые творческие задачи, к которым пока не могу подступиться, но очень хочу.

Тогда я открываю свои заметки и вспоминаю – чаще всего, с удивлением – чего я хотела от своего текста. То есть делаю то, что делают программисты – сверяюсь с первоначальной творческой задачей.

Задача эта может быть разной. Про свою я расскажу чуть ниже. А пока начну с безопасного: с известных писателей. Вот, к примеру, творческая задача «Колымских рассказов» Варлама Шаламова. Я нашла ее в его статье «О моей прозе»:

«Я ставил себе задачей создать документальное свидетельство времени, обладающее всей убедительностью эмоциональности».

Вот – задача нобелевского лауреата Светланы Алексиевич. Из интервью:

«Я складываю образ своей страны из людей, живущих в мое время. Я хотела бы, чтобы мои книги стали летописью, энциклопедией поколений, которые я застала и вместе с которыми иду. Как они жили? Во что верили? Как их убивали и они убивали? Как хотели и не умели быть счастливыми, почему у них это не получалось».

Художественная задача не обязательно должна быть такой масштабной. Вы можете желать передать в тексте какое‐то состояние, показать начало чувства, создать атмосферу или исследовать волнующий вас вопрос.

Я поделюсь с вами тремя своими заметками, сделанными в начале работы над этой книгой:

1. «Когда я читаю “Фауста” Гете, или “Шар и Крест” Честертона, или “Энергию заблуждения” Шкловского, или “Мою жизнь” Марка Шагала, я каждый раз чувствую одно и то же. Я чувствую, что автор жив и даже – что он живее меня. Мне сообщается энергия жизни, которую французы называют peps. И я мечтаю, чтобы моя книга была такой же: полной жизни. Чтобы она читалась легко и оставляла ощущение живого интересного разговора. И при этом еще давала в руки волшебные палочки и прогоняла страх».

2. «Мне ужасно хочется, чтобы в моей книге была энергия эксперимента, свободы, творчества. Чтобы она никого не щелкала по носу ни за рассказ длиной в шесть слов, ни за легкость стиля, ни за нерегулярное писательство. Чтобы ее было невозможно прочесть целиком за один присест, потому что после каждой главы пальцам хотелось бы к клавиатуре – писать свое. И чтобы читатель ее мог опереться не только на Пушкина с Толстым, но и на малоизвестного автора, который ему нравился в школе, и на свои подростковые рассказы».

3. «Когда я вижу, что в ком‐то есть творческое начало, но оно не реализуется из‐за страхов, у меня внутри все воспламеняется. “Антоним жизни – не смерть, антоним жизни – страх”, – сказал Фрейд. И я ношу эту цитату под сердцем. Я люблю, когда не страшно. Бесстрашие – вот здоровое состояние человека в момент творчества. Я думаю, что творчество, как и любовь, изгоняет страх. Я села и записала все мифы и страхи о писательстве, которые знаю! Все эти ограничивающие убеждения, из‐за которых столько классных текстов так и не прозвучали. Страхи, из‐за которых проще пойти сварить кофе и включить сериал, уехать в другую страну, начать новый бизнес – все это проще, чем открыть текстовый редактор и написать абзац.

У меня есть такая амбиция, чтобы внутри читателей этой книги что‐то воспламенилось – и они побежали писать истории, которые давно уже где‐то там внутри бьют клювом скорлупу, желая увидеть мир».

К моменту, когда я сверяюсь со своей творческой задачей, я обычно получаю и первую обратную связь на книгу. Чаще всего по ней видно, удалось ли мне эту задачу решить.

Самое важное здесь – не сказать себе: «Ну, это было легко!», не обесценить свой результат. Вспоминать, что в начале пути легко не было, наоборот: задача казалась недостижимой. А сейчас она кажется простой, потому что автор многому учится, пока пишет книгу.

Разве не удивительно это: еще полгода назад, да и всю жизнь до этого, я не умела писать так. А сейчас передо мной лежит текст, в котором – для меня – свершилось чудо.

После того, как я сверилась с тем, каким хотела видеть свой текст, затевая его, я проверяю, не перемудрила ли я с инструментами. Не «надела ли я все лучшее сразу» в своем тексте? Не переборщила ли с деталями в моментах напряжения? Или, наоборот, не пересушила ли повествование?

Я не хочу быть художником, который взялся писать сцену сражения акварелью только потому, что ему нравится акварель. Или скульптором, который взял пластилин вместо гипса, а теперь расстраивается, что мелкие детали «плывут».

Я думаю, что именно творческая задача определяет, какие инструменты вы будете использовать, а какие – нет. Вы можете быть прекрасным портретистом, умеющим писать глаза и взгляды, но какая‐то творческая задача может потребовать от вас отказаться от этого. Как, например, у упомянутого уже Шаламова: