Читать книгу "Имя мое легион - Григорий Климов"

– Эта американка, наверно, слепая, – хихикнул Жоржик.

Но Назариха уверяла, что Джульетта настоящая красавица и, кроме того, дочь миллионера.

– Ох, на этом деле можно подработать, – схватился за сердце Акоп Саркнсьян. – Если Люся не окончательный дурак, мы влезем этому миллионеру в компаньоны. Я буду продавать ему всякие идеи.

По дому чудес стали поговаривать, что Люся отлынивает от работы, так как он скоро женится на своей принцессе долларов и едет в Америку.

– Вот черт побери, – завидовал Жоржик. – Видно, правду говорят, что дуракам счастье.

А Назариха сообщала все новые и новые подробности. Оказывается, отец Джульетты сделал свои миллионы в качестве консервного короля.

– А какие у него консервы? – деловито осведомился Акоп Саркисьян. – Говорят, в Америке делают консервы для собак. У меня хорошая идея: делать из них пирожки для людей. Можно хорошие деньги сделать.

– Вы все про деньги комбинируете, – презрительно сказала Назариха. – А любовь за деньги не купишь.

– Уж вы меня, пожалуйста, не учите, – обиделся экс-миллионер. – Я хотя человек и женатый, но цены на любовь я тоже знаю. Могу сказать вам точно по курсу. Как на бирже. – И Акоп понес такое, что Назариха зажала уши и убежала.

Потом она пожаловалась Назару, что Акоп делает ей неприличные предложения.

По мере того как история с наследницей американских миллионов развивалась все дальше и дальше, казалось, что злосчастного Люсю даже в счастье преследует несчастье. Джульетта жила с отцом, матерью и братом. Началось с того, что ее отец вдруг погиб в автомобильной катастрофе.

– Это американский способ самоубийства, – авторитетно заявил потомок Чингисхана.

Затем брат Джульетты тоже влюбился в русскую и тоже захотел жениться. Но мать почему-то воспротивилась. Тогда для убедительности брат вытащил большой отцовский кольт.

– Во-от тако-о-ой большой? – разводила руками Наэари-ха.

Видя это, Джульетта кинулась закрывать мать своим телом. В результате мать оказалась на кладбище, Джульетта в госпитале, а брат в тюрьме. Положение столь запутанное, что такого и сам Шекспир не распутает.

С раной в груди Джульетта лежала в госпитале и боролась между жизнью и смертью. Все это казалось довольно фантастичным и неправдоподобным, но достаточно было посмотреть на бедного Ромео, который бродил по дому чудес с остекленевшими глазами, чтобы убедиться, что все это горькая правда. Даже сам неистовый Артамон, вместо того чтобы кричать на своего шофера, просто ходил домой пешком из опасения, что ошалевший от горя Люся наедет на столб.

Состояние Джульетты оказалось настолько серьезным, что бедняжку пришлось перевезти в какой-то специальный госпиталь, к какому-то специальному профессору в Ленинграде. Но, несмотря на расстояние, она почти каждый день звонила своему Ромео по междугородному телефону и по-прежнему уверяла в своей любви.

Все видели, как Люся, бледный и с выпученными глазами, бормочет что-то в трубку, и старались ходить на цыпочках. После таких телефонных звонков, совершенно потеряв голову от своего злого счастья, бедный Ромео блуждал по дому чудес, как сомнамбула, натыкаясь на столы и стулья, или сидел и разговаривал сам с собой.

Больше всех эта история беспокоила, конечно, заместителя президента дома чудес по социальным вопросам Мушера Дундука. В конце концов Мушер зашел в комнату своего президента и сказал:

– Послушайте, Борис Алексаныч, что вы думаете об этой американской истории? С убийствами и так далее…

– Когда я был в Америке, – сказал президент, – там в газетах каждый день такие истории. Америка – это страна сумасшедших.

Чтобы показать свою любовь на деле, американская Джульетта решила подарить советскому Ромео свой красный линкольн и даже прислала ему по почте ключи от машины. Позванивая этими ключиками, Люся метался по дому чудес, показывая их всем и каждому. И все ему честно завидовали, представляя себе, как нищий Люся скоро будет кататься в машине для миллионеров. Остановка была только за тем, что этот линкольн был вместе с Джульеттой в Ленинграде.

Поэтому Люся пришел к Мушеру и попросил разрешения, чтобы съездить за этим линкольном в Ленинград. Вид у Люси был такой жалкий и перепуганный, что и Мушеру тоже стало как-то не по себе.

– А у тебя деньги на дорогу есть? – спросил Мушер.

– Не-ет…

– А как же ты поедешь?

– Н-не з-знаю…

– Ведь у тебя на хлеб денег нет. А этот линкольн жрет бензина больше, чем твое жалованье. Где же ты денег достанешь?

– 3-займу…

– У кого?

– У в-вас…

Мушер был на редкость мягким и отзывчивым человеком. Но Люся, засунув руки в карманы, уставился на него таким нудно-страдающим взором, что Мушеру вдруг стало противно. Ведь это не человек, а ходячая нуда, настоящая зануда.

– Знаешь что? – сказал Мушер.-Глядя на твои мутные глаза, и у меня в животе тоже начинает мутить. Не морочь мне голову. И катись ты к чертовой матери.

Но последний из Чингисханов вовсе не обиделся, а только судорожно поддернул штаны, по его телу пробежала странная дрожь, а страдальческий лик озарился отблесками какого-то неведомого злого счастья. Мушер ерзал в кресле, с нетерпением ожидая, когда же Люся наконец уберется. Но тот, словно растягивая удовольствие, переминался с ноги на ногу.

– Ну? – сказал Мушер. – Что ты из меня душу тянешь? Иди к чертям!

– Ну что ж, – последний из Чингисханов опять поддернул штаны. – Большое вам спасибо…

Не вынимая рук из карманов, словно держа там свое злое счастье, Люся поплелся к двери с таким видом, словно он сейчас же бросится под трамвай. Обитатели дома чудес с сожалением наблюдали за ним, не зная, чем помочь его горю.

Любовь американской Джульетты и советского Ромео была действительно сильнее смерти. Чувствуя приближение конца, принцесса долларов решила перед смертью обвенчаться со своим цыганским бароном и сообщила ему об этом по телефону. На сером фоне социалистического реализма вдруг развернулась такая сказочная история, что дальше некуда.

В доме чудес стали комбинировать. Если папа-миллионер убился, мама убита, брат в тюрьме, а сестра обвенчается с Люсей и тоже умрет, то ведь тогда вдовец Люся станет наследником американских миллионов!

– Люся, поставь хоть бутылку водки под твои миллионы, – заискивающе просил Жоржик Бутырский.

– Самое главное – собачьи консервы, – волновался Акоп Саркисьян. – Только б не продешевить с нашими пирожками!

Кончилась эта сказочная история печально. К неистовому Артамону прибежала заплаканная Назариха. Когда она ушла, Артамон вызвал своего шофера на допрос и рявкнул:

– А ну признавайся во всем!