Читать книгу "Фридрих Вильгельм I - Вольфганг Фенор"

А с высоты нынешнего дня позволительно сказать предельно точно: превращение Пруссии в великую европейскую державу не произошло бы без основ, заложенных Фридрихом Вильгельмом I, королем-солдатом.

Деспот

Каждый год в день 27 августа ранним утром к берлинскому замку подъезжали пустые кареты. Король Фридрих Вильгельм I вежливо подводил к открытой дверце экипажа свою супругу Софью Доротею. За ними шествовали маленькие принцы и принцессы, а также придворные дамы. Все были одеты в зеленые охотничьи костюмы. Кучера весело щелкали кнутами, и кареты трогались с места. Выезжая из Люстгартена, они брали курс на юго-восток, в сторону королевского охотничьего замка Вустерхаузен. До него от центра Берлина было примерно двадцать пять километров — почти как до Потсдама на юго-западе. Кареты ехали по пыльной, ухабистой проселочной дороге. С левой стороны этой дороги процессию приветствовали Кепеник и Фридрихсхаген; вдали сверкало озеро Гросе-Мюгельзее. Дальше, оставляя за спиной Ланген и Цойтен-Зее, ехали дремучим лесом до реки Даме, притока Шпрее, протекавшей возле Вустерхаузена через озеро Кримник-Зее. Нигде, если не считать окрестностей Потсдама и графства Руппин, бранденбургская земля не была так прекрасна и величественна.

В конце пути колонну экипажей поджидал король. Он стоял перед охотничьим замком Вустерхаузен — обычным подворьем, украшенным только древней башней с деревянной винтовой лестницей и состоявшим из главного здания и двух низких флигелей по бокам. Строение замыкала железная решетчатая изгородь. Вдоль зданий тянулись широкие террасы, а окружал замок глубокий ров, заполненный стоячей черной водой. Два мостика, перекинутые через ров, позволяли выйти в сад. В главном доме жила королевская семья с прислугой; во флигелях селились гости короля. Все было выдержано в самом простом, сельском стиле; даже принцессы жили в каморках под крышей.

Днем во дворе начиналась праздничная жизнь. Выходивший из замка мог видеть за решетками ограды дремучий, полный загадок смешанный лес. На решетках сидели привязанные орлы — два белых и два черных (прусские цвета — черный и белый!). У ворот скучали два бурых медведя — никто, кроме короля, не осмеливался к ним подойти. Посреди двора журчал фонтан. Возле него суетились повара и слуги с блюдами в руках. Кушать полагалось только на открытом воздухе. В непогоду стол ставился в растянутом между огромными древними липами шатре с поднятым пологом.

За стол обычно садились двадцать четыре персоны с королем во главе. Подавали грудинку с горошком, перловкой или чечевицей, баранину с белой капустой, свиные ножки с квашеной капустой, а по праздникам — мясо зажаренных косуль и кабанов. Фридрих Вильгельм уписывал еду за обе щеки, Софья Доротея издевательски поигрывала ложкой в кушанье, представлявшем собой первое и второе блюда одновременно. Надменная Вильгельмина, старшая принцесса, регулярно постилась — отцовская кухня была ей решительно не по вкусу. Обед под хлопанье орлиных крыльев и медвежий рев продолжался до часа дня. Затем король, наевшийся до отвала, выходил из-за стола и отправлялся на террасу. Сидя в кресле на палящем солнце, он спал полтора часа, в то время как дети ходили на цыпочках, не смея издать ни звука — палка отца всегда была у него под рукой. Королева, никогда не желавшая выходить в дикий, неухоженный сад, удалялась вместе с придворными дамами в комнаты, где они часами раскладывали пасьянс либо играли в «куплю-продам». А вечерами, когда дамы уже ложились спать, Фридрих Вильгельм сидел при зажженных фонарях во дворе, разгонял комаров табачным дымом, пил пенное бернское пиво, ругал «чернильные души» и французов, провозглашал здравицы в честь «Германии германской нации», слушая лесные шорохи да охотничьи байки своей компании.

Король страстно любил охоту. На следующий день по его прибытии в Вустерхаузен, 28 августа, открывали сезон охоты на куропаток, отправляясь в лежащее неподалеку угодье Махнов. Выстрелы раздавались весь день. Фридрих Вильгельм был отличным стрелком, к тому же за его спиной постоянно находились двое слуг, подававших ему заряженные ружья (двустволок тогда еще не изобрели). Он охотился без отдыха, набивая до двухсот куропаток за день, а за весь сезон — до двух с половиной тысяч. Настоящее массовое убийство. Добытых куропаток Фридрих Вильгельм дарил королеве, она могла продать их в Берлине или в Потсдаме. В этом вопросе отношения с женой у него были деловые: в обмен на куропаток Софья Доротея должна была возместить стоимость пороха и свинца.

Бескровным развлечением, в котором охотно участвовали и дамы, была так называемая «охота на цаплю». Для этого в замок приезжали сокольники из Голландии (преимущественно из округа Хертогенбос) с натасканными ловчими соколами. Все садились на лошадей или в кареты и отправлялись на Шмёквитцер-Вердер — болотистый речной полуостров, где водились и высиживали птенцов цапли. Стоило цаплям взлететь, как сокольники спускали с кулаков соколов, летевших быстрее стрел, заходя со стороны солнца, либо реявших в вышине, падая оттуда на цапель и вынуждая их, наконец, прижиматься к земле. Так, с земли, сокольники их и подбирали. Пойманных цапель приносили королю или королеве, а те надевали им на шеи медные кольца, прежде чем отпустить на волю. За утро обычно ловили до пяти цапель.

А днем на полуострове начинался праздник. Здесь с аппетитом обедали и смотрели на принцесс, радостно игравших в мяч, подоткнув юбки. В такой охоте принимал участие даже кронпринц Фридрих, обычно наотрез отказывавшийся стрелять в дичь. К этим массовым убийствам юноша испытывал непреодолимое отвращение, подвергаясь издевкам со стороны отца. Принц предпочитал сидеть в саду с французским романом либо брал флейту и отправлялся в лес, где на какой-нибудь полянке давал сольные концерты для птиц. А чащи в это время оглашались собачьим лаем и криками охотников.

Фридрих Вильгельм, сделанный из другого теста, нежели его мечтательный сын, возглавлял конную охоту. Огромные охотничьи угодья Вустерхаузена, изрезанные прямыми, как нитка, просеками, являлись идеальным местом для многочасового преследования оленя: бедное животное гнали через пни и ухабы, даже через озера, пока оно, окруженное хрипло лающими собаками, не падало на землю, а король или старший егерь его не приканчивали. Не было для Фридриха Вильгельма большей отрады, чем часами гоняться на коне за добычей. Лицо его горело, пот заливал глаза, а глотку саднило от азартного крика: он обожал первобытные развлечения — бывало даже, загонял лошадь. О том, насколько жестоко это удовольствие, король не желал и задумываться.

Вечером, сидя за столом, он слушал гневную проповедь дворцового патера Фрайлингсхаузена. «Конная охота — огромный грех, — говорил патер, ударяя по столу ладонью. — Жестоко и бесчеловечно гнать животное к смерти. Тварь, объятая ужасом, взывает о помощи к Господу, не оставляющему это варварство безнаказанным». Фридрих Вильгельм спокойно слушал, покуривая свою трубку, и не возражал. Но на следующее утро он садился на коня и охота начиналась снова.

Так протекали сентябрь и октябрь. С 3 ноября в Вустерхаузене всегда проходил праздник св. Губерта, покровителя охотников, и тогда же отмечалась годовщина битвы при Мальплаке, где участвовал, будучи кронпринцем, и Фридрих Вильгельм. Уже ранним утром приезжали приглашенные генералы и полковники. Они слезали с коней и, гремя шпорами, держа шляпы в левой руке, вытягивались перед королевскими особами. Дочерна загоревшие, усатые лица сияли под белыми напудренными париками, когда Фридрих Вильгельм крепко пожимал гостям руки. Постепенно они заполняли весь двор; их речь и восклицания тревожили привязанных орлов и медведей. Они пили вино и пиво из огромных кубков, а когда король заканчивал произносить тост — за свою жену, за императора или за Германию, — раздавались залпы мортир. Придворным шутам приходилось пить, пока они не падали наземь; их тела оттаскивали к ближайшей навозной куче. Сидя за ужином при зажженных фонарях, король неизменно пребывал в отличном настроении. Когда дамы расходились по своим комнатам, становилось еще веселее. Король хватал генералов под руки и пускался в пляс, распевая с ними во всю мочь: