Читать книгу "Хроники Известного космоса - Лэрри Нивен"

Он уже выбрал «Ленивую восьмерку-3», единственный межзвездный корабль на поле. Пока спасательный выключатель на его спине будут чинить, рабы смогут закончить монтаж двигателя и топливных баков и вывести их на орбиту. По крайней мере через год он будет готов покинуть Землю. Тогда он возьмет с собой большой экипаж и проведет путешествие в стазисе, поручив рабам будить его каждый раз, когда новый ребенок достигнет возраста, при котором можно воспринимать приказы. Их потомки и разбудят его в конце путешествия.

Стоя перед обтекаемым кольцом, представлявшим собой хвостовую часть корабля, Кзанол смотрел в зияющую пасть твердотопливного посадочного двигателя. Сознание одного из инженеров пояснило ему, как вращение корабля заменит искусственную гравитацию. Он прошелся вдоль задней стены центрального коридора и через двери над головой и под ногами рассмотрел Сад, где вместо системы воздухообмена вроде той, что вырастили тнуктипы на его корабле, тянулись рады гидропонных баков. Посетил и огромный пост управления – там три стены были покрыты кошмарной мозаикой из циферблатов, экранов и пультов. Его собственный корабль нуждался только в экране и панели управления бортовым мозгом. Повсюду он видел изобретательность, заменявшую подлинное знание, и сложные импровизации вместо компактных и простых машин, известных ему. Осмелится ли Кзанол доверить свою жизнь этому наспех собранному монстру?

У него не было выбора. Примечательно, что и люди поступили бы так же; они интриговали и боролись, чтобы попасть сюда. Зов космоса был их манией – психической болезнью, требующей быстрого исцеления, пока они не истощили ресурсы этого мира.

«Этот разведывательный полет, – подумал Кзанол, – длится куда дольше, чем я рассчитывал». А потом, вовсе не походя: «Увижу ли я Тринтун снова?»

Что ж, по крайней мере, ему надо убить время. Пока он здесь, можно узнать, что люди считают роскошным лайнером.

Несмотря на свой скепсис, Кзанол был поражен.

Тринтские лайнеры бывали и покрупнее, чем «Золотое кольцо», а некоторые – и гораздо крупнее; но очень немногие несли в себе подобную роскошь; преимущественно те, что перевозили владельцев планет. Прямоточные двигатели под треугольным крылом были почти таких же габаритов, как у нескольких военных кораблей, стоявших на летном поле. Углы «Золотого кольца» конструкторы сделали только там, где их не было заметно. Отделанный золотыми и темно-синими панелями салон казался огромным, намного просторнее, чем был в реальности. Противоперегрузочные кушетки убирались в стену, освобождая место для бара, уютного танцзала, компактного казино. Обеденные столы сами изящно поднимались из покрытого ковром пола и, переворачиваясь, демонстрировали столешницы из темно-зернистого пласто-дуба. Передняя стена представляла собой гигантский трехмерный экран. Когда уровень воды в топливном баке достаточно понизится, бак превратится в плавательный бассейн и туда можно будет войти из салона.

Кзанол не мог понять общей системы, пока не сообразил, что термоядерный двигатель расположен внизу. Прямоточные моторы поднимут корабль на безопасную высоту, а там уже термоядерная тяга будет направлена вверх, а не вперед. Вода вместо жидкого водорода использовалась не потому, что пассажиры нуждались в бассейне, а потому, что вода была безопаснее в транспортировке и давала дополнительный запас кислорода. Каюты представляли собой чудеса миниатюризации.

Здесь воплощены идеи, подумалось Кзанолу, которые он сможет применить, вернувшись к цивилизации. Он присел в противоперегрузочное кресло и достал из кармана на спинке соседнего брошюру. Первым делом наткнулся на изумительное красочное изображение Сатурна, наблюдаемого через купол танцзала отеля «Титан».

Разумеется, он узнал планету. И начал поспешно расспрашивать людей вокруг.

Правда обрушилась на него мгновенно.

Кзанол-Гринберг ахнул – и его ментальный щит с лязгом поднялся. Мэсни не так повезло. Он закричал, обхватил голову и снова закричал. В Топике, в тридцати милях отсюда, все люди с повышенной чувствительностью услышали вопль гнева и отчаяния.

В институте Меннинджера девушка, уже четыре года парализованная, заставила размякшие мышцы ног держать ее вертикально, пока она оглядывалась вокруг. Чей-то голос звал на помощь, кому-то она была необходима.

У Лукаса Гарнера перехватило дыхание, и он рывком остановил свое кресло. Единственный среди окружавших его пешеходов, словно пораженных сильнейшей головной болью, Гарнер прислушивался. В этих эмоциях должна была крыться информация! Но он ничего не смог услышать. Чувство потери стало его собственным, оно высасывало волю к жизни, и казалось, он тонет в черном приливе.

– Это не повредит, – сказал Кзанол-Гринберг спокойным, убедительным и очень громким голосом. Сила голоса, надеялся он, пробьется через вопли Мэсни. – Ты способен это ощущать, но оно не повредит. В любом случае ты храбр, как никогда прежде.

Мэсни перестал кричать, но страдание было написано на его лице.

– Все в порядке, – сказал Кзанол-Гринберг. – Спи.

Он провел пальцами по лицу Мэсни. Тот обмяк. Машина продолжала скользить по бетону на воздушной подушке, нацелившись на цилиндрический корпус «Ленивой восьмерки-3». Кзанол-Гринберг не вмешивался. Он не мог достать до пульта с заднего сиденья, а Мэсни был не в том состоянии, чтобы помочь. Вытянувшись, Кзанол-Гринберг мог бы выключить воздушную подушку. Но это в том случае, если бы он хотел разбиться.

Ментальный крик прервался. Кзанол-Гринберг положил руку на плечо Мэсни и сказал:

– Ллойд, останови машину.

Мэсни принял управление. Его паника исчезла без следа. Машина плавно опустилась на землю в двух метрах от внешнего корпуса огромного транспортного корабля.

– Спи, – сказал Кзанол-Гринберг, и Мэсни заснул.

Вероятно, это пойдет ему на пользу. Он все еще под гипнозом; проснувшись, окажется под еще более глубоким. Сам же Кзанол-Гринберг не знал, чего хочет. Возможно, отдохнуть и подумать. Поесть тоже не помешает, решил он. Он узнал разум, оглушивший своей болью половину Канзаса, и ему нужно было время, чтобы осознать, что сам он – не Кзанол, тринт, повелитель всего сущего.

Раздался нарастающий рев, вдали взорвался фузор. Кзанол-Гринберг увидел, как по бетону расплескалась и постепенно исчезла волна огненного дыма. Он не мог понять, что произошло. Осторожно опустил ментальный экран – и сообразил.

Это ракетные ускорители. Кзанол отправился за вторым скафандром.

Корабли, телескопы и Родильный астероид – вот отличительные черты Пояса.

Столетие назад, когда Пояс начал заселяться, корабли имели ионный двигатель, атомные батареи и вспомогательные химические двигатели ориентации. Теперь же применялись термоядерные трубки, основанные на методе специальной закалки внутренней поверхности кристаллическо-цинковых трубок; они отражали большинство форм энергии и вещества. Компактные конверторы воздуха заменили баллоны и гидропонику, по крайней мере для перелетов месячной длительности, хотя в межзвездных колонизационных кораблях все еще приходилось выращивать съедобные растения. Корабли стали меньше, надежнее, разнообразнее, дешевле, гораздо быстроходнее. Они неудержимо размножались. В Поясе летали десятки тысяч кораблей.