Читать книгу "Все наши ложные "сегодня" - Элан Мэстай"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец-то в этом дрянном мире я нахожу вещь, которая действительно исполняет свое предназначение.
Жаль, что у меня маловато чувства юмора для того, чтобы достойно воспринять свою трагедию. А ведь так, наверное, чувствует себя рыба, вытащенная из воды.
Но я отчаянно пытаюсь вписаться в вашу хламную неразбериху, которую вы называете цивилизацией. Несомненно, взрослый человек, не знающий, как открыть банку арахисового масла, не умеющий пользоваться лифтом или кредиткой, производит странное впечатление. Посторонний наблюдатель, вероятно, решил бы, что я перенес травму, причинившую серьезный урон моей когнитивной функции.
Сознательные решения трудны. Мне требуется целая вечность, чтобы выбрать одежду. В итоге я натягиваю на себя подозрительно обтягивающие штаны из плотной ткани и рубашку, которая, как позже выяснилось, оказалась частью пижамы.
Вытащить что-то из памяти Джона мне удается лишь после того, как я перестаю пытаться думать о мелочах. К примеру, я долго бьюсь над тем, как пользоваться Интернетом в ноутбуке или в смартфоне, который настойчиво извещает меня о все новых и новых сообщениях от его архитектурной фирмы (на них-то я определенно не собираюсь отвечать).
Я узнаю кухонную бытовую технику, о которой нам рассказывали на уроках истории в начальной школе, и прихожу в восторг, найдя продовольственный синтезатор, но вскоре понимаю, что это – микроволновая печь. Джон обычно питается вне дома, и в холодильнике пусто, если не считать упаковки йогурта и авокадо.
Весьма поэтичный продуктовый набор!
Вы, вероятно, думаете, что я вгрызаюсь в спелый плод лишь метафорически, но и впрямь вгрызаюсь в бурую мякоть авокадо. Мне плевать на поэтичность, потому что я жутко голоден, а я расправляюсь с авокадо в два присеста. К сожалению, тропический фрукт оказывается водянистым и безвкусным. Я успеваю проглотить несколько ложек йогурта, но потом запоздало понимаю, что он безнадежно скис.
Незнание понятия «срок годности» не прибавляет веселья рыбе, вытащенной из воды!
В конце концов, меня рвет над раковиной протухшим йогуртом 2016 года.
Меня достают и мелочи, наподобие неумения пользоваться душем, поскольку водопровод я воспринимаю примерно так же, как вы – отхожее место во дворе. Для меня душ – забавный курьез из глубокой старины, которая, к вашей великой радости, минула давно и безвозвратно. Бесят меня и серьезные вещи вроде оправленной в рамку фотографии на столе, где запечатлены улыбающиеся сестра, мать, отец и парень с моей физиономией.
Однако я тщательно изучаю этот снимок и пытаюсь скопировать прическу Джона. К сожалению, прежде мне никогда не доводилось мыться шампунем и кондиционером – пришлось прочитать напечатанный мелким шрифтом текст на этикетке флакона, чтобы узнать, для чего вообще этот кондиционер нужен. Затем я вытираю свою шевелюру полотенцем и вытряхиваю на нее средство под названием «Мусс для укладки». Кстати, в моем мире нужно всего-навсего надеть на голову специальный шлем, который выполняет парикмахерские функции. Здесь же, когда мои волосы отрастут, мне, очевидно, придется заплатить постороннему взрослому человеку, чтобы он подстриг их ножницами, как иногда делают в наших заведениях дневного присмотра за детьми.
Я самостоятельно моюсь, одеваюсь и ем – а значит, я мог бы гордиться собой, если бы мои достижения не были достойны разве что не по годам развитого ребенка. Но ведь я именно так себя и чувствую. Я, словно мальчишка, который просыпается в тишине, не зная толком, спят ли его родители, или они ушли, или умерли… Он занимается положенными утренними делами просто потому, чтобы хоть как-то воспрепятствовать приступу паники.
Мне нельзя здесь оставаться. Конечно, замечательно, что мать жива, и мой отец – не самовлюбленный эгоист, не замечающий ничего, а вдобавок к ним есть еще и Грета… я имею в виду, что она восхитительна. Невоздержанна на язык, безрассудна и проницательна. Она имеет гораздо больше права на существование, чем я. Разумеется, и у Джона есть таланты, которыми я не обладаю ни в коей мере. Он энергичен, пользуется уважением и преуспевает в своем деле. Пусть даже его лучшие идеи позаимствованы из сновидений о моем мире, пусть он ограничил свою жизнь работой и убедил себя в том, что ему этого достаточно – да какая, в принципе, разница!
Между прочим, я уверен в том, что у Джона всегда имелось устойчивое непреодолимое чувство, будто все не так, как надо. Ему наверняка казалось, что кого бы он ни встретил, куда бы ни пошел, какая бы мысль ни возникла в его голове, все на свете по какой-то загадочной причине целиком и полностью неверно. Джон сызмальства держался в стороне от окружающих, поскольку ему не удавалось ни четко сформулировать, ни отогнать от себя ощущение того, что все это не должно существовать. Единственным исключением стала Грета, однако сестра сама не позволила задвинуть себя в угол. Грета вела яростный, беспощадный, бесконечный бой за своего родного брата: похоже, она никогда не хотела, чтобы он «выпал» из этой реальности. Я с самого раннего детства боролся за то, чтобы мои родители обратили на меня внимание. Джон пребывает в фокусе их заботы и любви, но постоянно отгораживается от них. У него есть все, чего хотел я, но это не может заполнить пустоту, которая открывается каждую ночь благодаря его снам.
И теперь пустота овладела им, и эта пустота – я.
Но я не могу впустить их в себя. Ни Грету, ни родителей, ни мою новую расчудесную биографию. Я должен держать сознание Джона подавленным и запертым. Мне надо истребить любую привязанность, какую Джон может испытывать к тем немногим, кому позволено заглядывать за ограду, которой он обнес свою жизнь, потому что этот мир – грязный вонючий кошмар, и я не могу здесь оставаться. Я должен выяснить, каким образом вернуть ход времени в нормальное русло, и попасть в то самое настоящее будущее, которое мы должны иметь. Этого не может сделать никто, кроме меня.
В общем, как ни была бы приятна интерлюдия, с моей стороны было бы крайне эгоистично обречь остальной мир на жалкое прозябание лишь потому, что моя мелкая жизнь стала чуть-чуть лучше. Рядом с миллиардами, понятия не имеющими о том, каким должно быть истинное положение вещей, я не значу ровным счетом ничего.
Но как изменить пять минувших десятилетий истории в мире, где путешествие в прошлое или будущее считают забавным мысленным экспериментом? Даже при наличии теоретической базы, без определенных успехов в смежных областях, таких, как телепортация, дематериализация и невидимость – не говоря уже об изготовлении простейших деталей для машины времени! – все усилия бесполезны.
Конечно, план моего батюшки опирался на передвижение вдоль радиационного следа, испускаемого первой моделью Двигателя Гоеттрейдера. Если я смогу каким-то чудом решить технические проблемы, то без «хлебных крошек» у меня все равно не будет ни малейшей возможности попасть в определенную точку пространства-времени. Кроме того, я почти ничегошеньки не знаю. Да, я владею малопонятным жаргоном, который усвоил за месяцы работы в лаборатории, когда я церемонно раскланивался с отцовскими приближенными – ну и что с того? Шансов сконструировать машину времени у меня ничуть не больше, чем воссоздать по памяти кофемашину из кухни Джона.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Все наши ложные "сегодня" - Элан Мэстай», после закрытия браузера.