Читать книгу "Мне жаль тебя, герцог - Михаил Волконский"

Между тем все, что рассказал Венюжинский, было весьма правдоподобным. Он заявил, что его вывез из Петербурга католический каноник. И действительно, иначе ему бы из него не выбраться, а уж вернуться на родину — и подавно. Без паспорта ему это сделать было никак нельзя, а канонику выдавался паспорт с прислугой, и он мог куда хотел привезти своего земляка-поляка под видом слуги.

Станислав был слишком большим трусом от природы, чтобы пристать к шайке разбойников, да и разбойники, в свою очередь, не так уж были, вероятно, наивны, чтобы принять его, труса, в свою среду. Между тем лицам, обиравшимся — очевидно, по найму — из-за политических целей покончить с графом Линаром, было важно иметь с собой кого-нибудь, кто знал бы графа в лицо.

Все эти соображения заставили графа Линара и Жемчугова отнестись к несчастному поляку снисходительно.

— Знаете что, — сказал граф Митьке по-немецки, — конечно, мы можем сдать этого человека в первую же кордегардию, и его привлекут к ответственности, но, право, не стоит нам возиться с ним.

— Что же с него взять? Нечего! Тем более, что мы оба его знаем, — согласился Митька.

Совместная дорога и только что пережитая вместе опасность сблизили их, и они волей-неволей разговаривали совсем попросту, по-дружески.

— Я думаю отпустить его на все четыре стороны, — сказал Линар.

Митька кивнул головой.

— Разве удержать его до первого города, чтобы он дал показания для поимки этих негодяев? Он ведь может указать их приметы и узнать их.

— А вам хочется затевать судебную волокиту?

— Нет, нисколько, но я думал, что вы желаете суда, граф.

— Защищая себя, я убил бы их на месте, не удери они столь стремительно, но мстить им через суд за то, что они посягали на мою жизнь, — на это я не считаю себя способным, мы — не маленькие дети, которые бегут жаловаться няне, когда их обидят.

— Совершенно верно, граф, — с удовольствием подтвердил Митька. — Пусть этот Станислав убирается на все четыре стороны, куда ему угодно!

— Ну пан Станислав, — обратился он по-польски к Венюжинскому, — вы свободны; мы верим, что вы не виноваты… Идите, куда вам хочется!

Казалось, можно было ожидать, что Станислав подпрыгнет от восторга и поспешит воспользоваться дарованной ему свободой, но пан Венюжинский ничуть не обрадовался, а печально склонил голову на сторону и злобно произнес:

— Но, ваше сиятельство, куда же я пойду?

— Как куда? Куда хотите!

— Если я пойду в эту сторону — меня встретят разбойники и повесят за то, что я попался им.

— Ну идите в другую сторону.

— Так тут мост изломан, пройти нельзя.

— Его сейчас починят.

— А тогда я пойду один, и меня разбойники догонят и опять повесят.

— Так что же вы хотите?

— Ваше сиятельство, я ведь шел к вам, и к другому мне не к кому идти.

— Постой, я не совсем понимаю.

— Ну мне кроме вас не к кому идти, — пояснил Станислав, — граф, я хочу, чтобы вы меня взяли опять в слуги. Я полагаю, что сам Бог послал вас мне здесь на дороге.

— А меня-то кто же тогда послал вам навстречу, пан Станислав? — спросил его Жемчугов.

Венюжинский съежился весь и, как-то отстраняясь, с искренним страхом произнес:

— Боюсь, что придется назвать того, кто послал вас на мой путь жизни. Хорошо, если вы — только колдун, а то, может, и похуже!

— Так ты хочешь остаться у меня в услужении? — спросил граф Линар.

— Будьте ласковы, ваше сиятельство!

— Ну хорошо, я велю взять тебя с собой, — согласился Линар.

Между тем, мост был починен, и поезд двинулся дальше.

9

БИРОНОВСКИЙ БЛАНК

Станислав Венюжинский остался в поезде графа и так старался услужить всем, что все были довольны им и нисколько не жалели, что граф Линар взял его к себе на службу. Во время переездов он рассказывал бесконечные истории, главным действующим лицом которых являлся всегда он сам, причем оказывался всегда победителем, проявляя всегда блестящие подвиги храбрости и выказывал отменное благородство.

В Варшаве, где Линар остановился на целый день, Венюжинский чуть было не застрял, засидевшись в погребке, где собравшимся досужим слушателям передавал с чрезвычайно обстоятельными подробностями, как он, Венюжинский, во время пути спас жизнь графа Линара при нападении на его поезд разбойников. Он заколол своей шпагой шестерых из них, и они должны помнить его — конечно, на том свете, потому что его удар всегда смертелен.

В Варшаве Линар получил известие из Петербурга от маркиза Ботты, который сообщил ему, что хотя положение пока без перемен, но он с каждым днем ждет все больше всяких случайностей и просит графа поспешить как можно скорее.

Линар, рассчитывавший хотя бы немного освежиться в Варшаве, побывать там в театре и повидать кого-нибудь из знакомых, вынужден был отказаться от этого вследствие письма Ботты и ехать дальше.

— В самом деле, если задерживаться в Варшаве, то зачем было гнать и торопиться раньше? А уж раз торопились, значит, незачем терять время теперь! — так уговаривал графа Жемчугов.

У него все еще болело плечо, но он не обращал внимания на эту боль и жалел только об одном — что не знал, где найти в Варшаве русскую баню, а то бы попарился, и всякую боль наверно как рукой бы сняло!

Из Варшавы выехали еще на колесах, но затем, по мере приближения к русской границе, надо было подумать о замене колес на полозья для санного пути. Митька надеялся, что авось будет сделано распоряжение чтобы на границе Линару были приготовлены возок и сани для его поезда.

Венюжинский, крайне любезно относясь ко всем, избегал только Жемчугова; правда, при встрече он кланялся Митьке очень почтительно, но всегда уклонялся от разговора, отворачивался и потихоньку крестился. Он, кроме Митьки, еще боялся старого Фрица. Он замечал, как часто Жемчугов проводит время с графским камердинером, ему казалось, что это недаром, и он перенес часть своего суеверного страха и на старого немца.

Митька относился к Венюжинскому совершенно равнодушно; вернее — попросту и вполне искренне не замечал его.

При приближений к русской границе пан Станислав заскучал. Он начал сомневаться относительно отсутствия у него паспорта. Сначала ему казалось, что это вовсе не важно, так как он находился в свите посла, но, когда он ближе, так сказать, пригляделся к этому для него несколько высокопарному термину, то должен был признать, что от посольской прислуги, в числе которой он находился, до свиты было слишком далеко.

Он опросил прислугу и выяснил, что у них у всех были паспорта.

— Как же мне быть? — спрашивал он.

Люди графа Линара, расположенные к Станиславу вследствие его услужливости, доложили графу о его затруднении.