Читать книгу "О мышах и людях. Жемчужина (сборник) - Джон Эрнст Стейнбек"

Кино не дышал. Спина у него была слегка изогнута от напряжения, мускулы на руках и ногах вздулись буграми, на верхней губе выступил пот. Несколько долгих мгновений следопыты стояли неподвижно, а затем двинулись дальше. Всадник тронулся вслед за ними. Следопыты трусцой бежали по дороге, останавливались, что-то осматривали и спешили вперед. Кино знал: они вернутся. Так и будут рыскать, ходить кругами, вынюхивать и выглядывать, пока рано или поздно не обнаружат его заметенный след.

Кино отполз назад, даже не попытавшись замаскировать свой путь. Бесполезно: слишком много оставалось мелких примет, сломанных веток, отпечатков, смещенных камней. Кино охватил панический страх – страх преследуемого животного. Их непременно найдут. Оставалось одно – бежать. Кино осторожно отошел от дороги и бесшумно вернулся туда, где ждала Хуана. Она вопросительно посмотрела на него.

– Следопыты, – произнес он. – Идем!

Внезапно на Кино навалилось чувство беспомощности и безнадежности. Лицо его потемнело, глаза потухли.

– Быть может, мне лучше сдаться.

Хуана вскочила на ноги и положила руку ему на плечо.

– У тебя жемчужина! – хрипло воскликнула она. – Думаешь, тебя оставят в живых, чтобы ты мог обличить их в воровстве?

Рука Кино вяло потянулась к спрятанной под одеждой жемчужине.

– Они ее найдут, – слабо произнес он.

– Идем, – сказала Хуана. – Идем!

А когда он не ответил, добавила:

– Думаешь, они оставят в живых меня? Или малыша?

Ее слова достигли цели. Зубы у Кино оскалились, глаза сверкнули.

– Пошли, – сказал он. – Уйдем в горы. Может, нам удастся сбить их со следа.

Кино поспешно собрал мешочки и тыквенные бутылки – весь их нехитрый скарб. В левой руке он держал узелок, в правой свободно раскачивался нож. Кино раздвинул перед Хуаной ветки, и они скорым шагом двинулись на запад, к высоким гранитным горам. Это было паническое бегство. Кино даже не пытался замаскировать путь, которым они шли: распинывал камни, сбивал с низкорослых деревьев предательские листья. Высоко стоящее солнце палило так, что даже листва протестующе потрескивала. А впереди возвышались бесплодные каменные горы. Они вырастали из щебнистого предгорья и монолитной стеной вырисовывались на фоне неба. Кино бежал туда, где повыше, как делают почти все животные, когда уходят от погони.

В этой пустынной местности росли только способные запасать воду кактусы да неприхотливый кустарник, запускающий свои длинные корни глубоко в землю, чтобы добыть немного влаги. Под ногами была не почва, а каменные обломки – небольшие кубы и огромные плиты, неокатанные водой. Среди камней печальными сухими пучками торчала трава, которая всходила после случайного дождя, отцветала, роняла в землю семена и умирала. Рогатые ящерицы наблюдали за Кино с Хуаной, поворачивая им вслед свои маленькие драконьи головки. То и дело, потревоженный путниками, выскакивал из укрытия и прятался за ближайшим валуном большой длинноухий заяц. Над пустыней висел звенящий зной, а гранитные горы впереди сулили прохладу.

Кино бежал, как от погони. Он знал, что его ждет. Пройдя еще немного по дороге, охотники поймут, что сбились со следа. Тогда они вернуться назад и будут осматривать и обдумывать каждый знак, пока не отыщут то место, где отдыхали Кино с Хуаной. Остальное уже легко: мелкие камушки, сбитые листья и сломанные ветки, отпечаток оступившейся ноги… Кино так и видел, как они бегут по следу, поскуливая от возбуждения, а позади них, темнолицый и почти равнодушный, едет всадник с ружьем. До него дело дойдет в последнюю очередь: обратно он не возьмет с собой никого. О, как же громко раздавалась в голове у Кино мелодия зла! Она звучала в унисон со скрипом зноя и сухим потрескиванием змеиных трещоток. Теперь мелодия была не широкой и подавляющей, а тайной и ядовитой, и тяжелый стук его сердца задавал ей ритм.

Путь начал полого подниматься в гору, а камни постепенно становились крупнее. Кино немного оторвался от погони и перед восхождением решил сделать привал. Он взобрался на огромный валун и оглядел окутанную мерцающим маревом пустыню, однако не увидел своих преследователей – даже голова всадника нигде не возвышалась над зарослями. Хуана присела в тени валуна. Она поднесла бутылку к губам Койотито, и он принялся жадно пить, ловя воду пересохшим язычком. Когда Кино вернулся, Хуана подняла на него взгляд. Она заметила, что он рассматривает ее лодыжки, исцарапанные о камни и ветки, и поспешно прикрыла их юбкой. На усталом лице Хуаны ярко блестели глаза. Она протянула Кино бутылку с водой, но он только покачал головой и облизал потрескавшиеся губы.

– Хуана, – сказал Кино, – ты спрячься, а я пойду дальше. Попробую увести их в горы. Когда они пройдут, отправляйся на север, в Лорето или в Санта-Розалию. Если сумею спастись, я вас разыщу. Это единственный верный путь.

Хуана посмотрела прямо ему в глаза.

– Нет, – ответила она, – мы пойдем с тобой.

– Один я хожу быстрее, – резко возразил Кино. – К тому же со мной Койотито в большей опасности.

– Нет, – повторила Хуана.

– Ты должна остаться. Это разумно. Таково мое желание.

– Нет.

Кино заглянул ей в лицо, но не увидел ни слабости, ни страха, ни сомнения. Глаза Хуаны ярко блестели. Кино беспомощно пожал плечами, но ее решимость придала ему сил. Когда они снова тронулись в путь, это уже не было паническое бегство.

По мере приближения к горам пейзаж быстро менялся. Теперь они шли по длинным гранитным обнажениям, между которыми зияли глубокие трещины. Где мог Кино ступал по голому, не сохраняющему следов камню и перепрыгивал с уступа на уступ. Он знал: всякий раз, как охотники сбиваются со следа, они вынуждены ходить кругами и зря терять время. Поэтому теперь он шел к горам не напрямик, а петлял, порой возвращался к югу, оставлял какую-нибудь метку и продолжал путь по голому камню. Склон круто поднимался вверх, и Кино тяжело дышал на ходу.

Когда солнце начало клониться к голым зубьям каменных гор, Кино направился к темной расселине в стене гор. Кино знал: если где-то есть вода, то именно там: даже отсюда он различал какую-то слабую растительность. И если где-то можно найти проход в этой монолитной каменной стене, то искать его нужно там же. Здесь таилась своя опасность: следопыты тоже подумают о расселине в первую очередь, – однако опустевшая бутылка из-под воды решила дело. Солнце уже садилось, когда Кино с Хуаной начали устало взбираться по крутому склону.

Высоко в серых каменных горах, под хмурой вершиной, из трещины в скале струился ручей. Летом его питал лежащий в тени снег. Бывало, ручей пересыхал совсем, и тогда на дне обнажались голые камни и сухие водоросли. Обычно же он весело журчал, холодный, прозрачный и чистый. В пору шумливых дождей ручей иногда превращался в бурный поток, и тогда в расселину обрушивался пенный водопад, но чаще это была просто узкая струйка воды. Вода образовывала озерцо, падала с высоты сотни футов и образовывала следующее, а когда оно переполнялось, падала вновь. Так ручей и спускался, словно по ступеням, пока не достигал каменистого предгорья и не исчезал совсем. К тому времени от него почти ничего не оставалось: всякий раз, как он перетекал с уступа на уступ, его жадно вбирал засушливый воздух, а вода из озерец выплескивалась на сухую растительность. Со всей округи к ручью сходились животные: горные бараны и олени, пумы и еноты, мыши – все приходили сюда на водопой. По вечерам к маленьким озерам, похожим на выдолбленные в расселине ступени, слетались птицы, проводившие день в зарослях на предгорье. Там, где скапливалось достаточно земли, чтобы уцепиться корнями, зеленела разнообразная растительность: дикий виноград и миниатюрные пальмы, венерин волос, гибискус и высокая пампасная трава с остроконечными листьями и собранными в метелки цветами. В самих озерцах обитали лягушки и водомерки, а по дну ползали водяные черви. Все, что любило воду, стремилось сюда. Дикие кошки подкарауливали здесь добычу, разбрасывали по берегу перья и лакали воду сквозь окровавленные зубы. Вода делала озерца местом жизни – и местом смерти.