Читать книгу "Записки современного человека и несколько слов о любви (сборник) - Владимир Гой"

Его падение остановил высохший, переломленный, острый, как копье, ствол пальмы, пробил его ляжку в районе паха, и Генрих повис на нем вниз головой. Он слышал наверху крики, но ответить не мог и вскоре потерял сознание.

Нежное, ласковое «намастей» привело его в себя. Незнакомая девушка держала его за руку, он лежал на больничной кровати в небольшой чистой палате, а наверху под потолком у окна сидела маленькая ящерица и с любопытством смотрела на него своими выпуклыми глазами. «Где я?» – спросил Генрих. Девушка на хорошем английском объяснила ему, что он в госпитале Катманду, после сложной операции, и очень хорошо, что ему оставили ногу. Он машинально протянул руку, потрогал ногу – она была на месте.

Потом медсестра ему рассказала, как его вытащили из ущелья, и что, к его счастью, недалеко были французы со спутниковым телефоном, они-то и вызвали вертолет, иначе бы он истек кровью. «Так что вам очень, очень повезло», – радостно закончила она.

«Ничего себе повезло! Готовился к этому как никогда, и тут – на тебе, так повезло!» – и он безуспешно стал пытаться вспомнить, как все это произошло. Но после наркоза в голове был полный провал.

Врач оказался европейцем, что в первый момент Генриха очень обрадовало. Но его жесткий подход при осмотре уже заштопанной раны вызвал у него бурю эмоций и липкий пот на лбу. Обработав швы, хирург довольно улыбнулся: «Да, а ведь мог и все свое хозяйство на ветку намотать, а тут – глядишь, и месяцев через шесть можно снова в горы или еще куда!» – и перешел к соседней койке, над ней возвышалась груда бинтов, а под ними скрывался ее обитатель.

С соседом по палате возились долго, что-то говорили про червей в ранах, про отморожения и гангрену. От всего этого Генриху уже начинало казаться, что ему и на самом деле очень повезло.

Когда врачи ушли, Генрих спросил, обращаясь к человеку в бинтах: «Эй, привет! Как ты там?»

Немного погодя, к его удивлению, услышал по-русски: «Не могу сказать, что зае…сь! Носу пиз…ц, из ушей даже холодца не сваришь, пальцы на руках и на ногах проредили, как старый забор, разные поверхностные отморожения, несколько закрытых переломов, какие-то внутренние ушибы, и мне так же говорят, что охрененно повезло! Ну конечно, по сравнению, с теми, кто оттуда никогда не вернулся! Ну, а ты в беспамятстве все про Манаслу бредил, и как я понял, где-то перед горой, может, к счастью, тебя остановила рука провидения! Ты сам-то откуда? Без сознания ты то на русском стонал, то еще на каком-то!

– Я из Латвии.

– О! Ваших я знаю! Самая большая гора триста метров, а альпинистов, как грязи! Слышал, недавно ваши ребята в Новой Зеландии погибли!?

– Да, было, я их знал! – и вспомнил похороны трех альпинистов перед самым отъездом из дома.

Потом сосед замолчал и начал стонать, Генрих протянул руку к красной кнопке вызова врача. Вскоре у кровати появились белые халаты и начали колдовать над бесчувственным пациентом.

Очнулся он только утром и поприветствовал сквозь прорезь из бинтов: «Привет, везунчик! Я тут отъехал ненадолго, наверное, достал тебя своими стонами? Маму с того света не звал? Тогда еще поживем!»

Генриха мучило любопытство, что там за человек под бинтами со злобным чувством юмора. Он испытывал к нему невольное уважение за то, что он мог так издеваться над своим положением. Сосед то впадал в беспамятство, то приходил в себя и продолжал беседу, словно и не отсутствовал несколько часов. Спрашивать о том, что случилось в горах, почему-то было неудобно, поэтому приходилось сдерживать любопытство.

Недели через две, когда соседу стало лучше, да и Генрих уже сам мог немного передвигаться, он услышал повествование, которое, наверное, даже не предназначалось для него, скорее, это был разговор с самим собой.

– И нужен был мне этот пятый восьмитысячник?! И без него как-то неплохо было. Ну, чувствовала душа! Не перло с самого начала, лучше бы вот так, на ветке, как попугаю, башкой вниз повисеть и по-нормальному потом домой, хромая, но на своих двоих! А тут еще неизвестно, на чем! Долбаная лавина, потерянные перчатки, бл… романтика, уделаться можно. Если все закончится более или менее нормально, никаких, на хрен, гор! К тебе в Латвию буду ездить! По ровному пляжу гулять! Всем, чем хочешь, клянусь! И тебе не советую! Это в песнях лучше гор могут быть только горы, есть и другие, более доброжелательные места!

Спустя три недели мы с ним прощались. Он уже сидел, опираясь на спинку кровати, и так же, не переставая, со злобной иронией шутил над собой, над моими чудом сохранившимися органами деторождения и над всем миром.

Через полтора года, взвалив на плечи тяжеленные рюкзаки, они шагали по той же тропе, которая привела Генриха тогда на больничную койку. А перед ним маячила спина бывшего соседа по палате с его неизменной иронией: «И на хрена я опять сюда приехал! Наверное, чего-то недополучил!» Они ржали, как молодые жеребцы, и медленно продвигались наверх.

«Лирика»

На пятой палубе круизного лайнера «Лирика», совершающего очередной рейс в Атлантическом океане по экзотическим островам, собралась разнообразная и интересная публика. В основном это были итальянцы, глубокие старики и старухи, где-то в глубине души мечтающие умереть красиво – во время роскошного путешествия, а не дома, в кровати, обложенным грелками со всех сторон в помощь уже остывающей крови.

Публика была разодета в смокинги и вечерние платья по случаю устроенного капитаном приема, где он представлял пассажирам высший офицерский состав команды корабля. Туда затесалось и несколько человек среднего возраста, и пара вертлявых юнцов, насмотревшихся фильмов про итальянскую мафию и теперь старательно изображавших «крестных отцов».

Один из них постреливал глазами вокруг с таким выражением лица – пусть кто-нибудь только дернется, и он сотрет его в порошок. Но старики его не замечали, они радовались этому маленькому празднику, устроенному в их честь, и наслаждались каждой минутой, поднося дрожащей рукой ко рту бокал с шипящим шампанским. И скорей всего, многие из них действительно имели непосредственное отношение к тем далеким годам, когда бились насмерть между собой преступные кланы. А сейчас это были приятные старички с добрыми лицами.

Мне тут нравилось все, за исключением вечерних приемов, где была обязательная форма одежды «гала», что просто сводило меня с ума. Вечерние платья на старушках, которым далеко за семьдесят, галстуки-удавки под горлом у их седовласых спутников создавали впечатление, что это просто репетиция перед похоронами, и они прикидывают, в чем им лучше лечь.

У некоторых джентльменов, с виду еще довольно молодых, вроде меня, белоснежные рубашки и бабочки под горлом не позволяли отличить, кто официант, а кто приглашенный, и только экзотические лица обслуживающего персонала из Индонезии выдавали, кто есть кто.

Многие взоры притягивала к себе крупная женщина в красном, лет сорока пяти. С первого взгляда было видно, что она готовилась к этой поездке очень серьезно и спать одна не собирается, поэтому она надела обтягивающее яркое платье, рассчитанное на сексуальных гурманов. Оно подчеркивало каждую складку ее тела, демонстрируя всем, что голодать ей не приходится, и то, что где-то люди недоедают, – это не про нас.