Читать книгу "И в сердце нож - Честер Хаймз"

Могильщик подался вперед и ударил преподобного по затылку рукояткой длинноствольного, поблескивающего никелем револьвера с такой силой, чтобы оглушить его, не повредив мозга. Когда же преподобный упал со стула на пол, Могильщик переключился на Дульси. Она лежала на кровати на спине, привязанная за руки и за ноги к изголовью и изножью. На ней были только брюки от красного костюма. Из впадины между грудей торчал нож. Она глядела на Могильщика огромными, перепуганными насмерть глазами.

— Плохо мое дело? — спросила она шепотом.

— Не думаю, — сказал Могильщик и, приглядевшись к ней, заметил: — Ты слишком хороша собой. Плохо дело уродливых и старых.

Гробовщик сдирал проволочную решетку с окна. Могильщик подошел к окну и поднял раму. Гробовщик залез в комнату.

— Ну что, надо отправлять голубков в больницу, — сказал Могильщик.

Преподобного Шорта отправили в психиатрическое отделение больницы «Бельвю» на углу Первой авеню и 29-й улицы. Ему сделали укол, и, когда детективы пришли к нему подводить итоги расследования, он вел себя тихо и вполне вменяемо.

Вместе с Гробовщиком и Могильщиком приехал и сержант Броди. Он сел у кровати и начал допрос. Рядом с ним сидел стенографист.

С другой стороны кровати сидел Гробовщик, уставившись в табличку на кровати. Могильщик примостился на подоконнике и смотрел на снующие по Ист-Ривер буксиры.

— Несколько мелких вопросов, преподобный, — жизнерадостно начал Броди. — Во-первых, почему вы его убили?

— Господь повелел мне это сделать, — тихо и спокойно отозвался Шорт.

Броди посмотрел на Гробовщика, но тот не заметил его взгляда. Могильщик проявлял живой интерес к буксирам.

— Большой Джо Пуллен выяснил, что Вэл ее муж и они живут в грехе, хотя ей положено было жить уже с Джонни Перри, — начал преподобный.

— Когда он это выяснил? — спросил Броди.

— Во время последнего рейса, — спокойно отвечал преподобный. — Он собирался поговорить с Вэлом — велеть ему убираться в Чикаго, там тихо оформить развод и исчезнуть. Но Джо Пуллен не успел поговорить: он скоропостижно скончался. Когда я пришел помочь Мейми с похоронами, она мне все это и рассказала. Она спросила у меня совета. Я сказал, что сам этим займусь, поскольку я как-никак был духовным наставником ее, Большого Джо, а также Дульси и Джонни Перри, хотя они не ходили в мою церковь. Я позвонил Вэлу, сказал, что хочу с ним поговорить. Он ответил, что ему некогда разговаривать с разными там проповедниками. Мне пришлось объяснить, о чем у нас будет разговор. Тогда он сказал, что приедет ко мне в церковь вечером во время поминок. Мы договорились на два часа ночи. Похоже, он собирался что-то со мной сделать, но я был начеку и сразу его предупредил. Я дал ему двадцать четыре часа, чтобы убраться из города. В противном случае я обещал все рассказать Джонни. Он согласился. Я был рад, что все так получилось, и поехал к Мейми скрасить ее последние часы с бренными останками ее супруга. Там-то Господь и повелел мне его убить.

— Как это случилось? — мягко поинтересовался Броди.

Преподобный Шорт снял очки, отложил их в сторону, провел рукой по худому лицу, затем снова надел.

— Я нередко получаю повеления от Всевышнего и никогда не оспариваю их. Я был в гостиной, где стоял гроб с останками Большого Джо, и вдруг почувствовал, что меня тянет в спальню. Я понял, что Господь пожелал, чтобы я исполнил Его волю. Я пошел туда, закрыл дверь. Тогда я почувствовал желание посмотреть вещи Большого Джо.

Гробовщик медленно обернулся в его сторону. Могильщик забыл про буксиры на Ист-Ривер и тоже посмотрел на него. Стенографист оторвал взгляд от блокнота и снова опустил его.

— Мне попадались безопасные бритвы, потом попался нож. Господь повелел мне взять его. Я взял, а затем Он приказал мне подойти к окну и выглянуть на улицу. Я подчинился. Затем Господь повелел мне упасть из окна…

— Помнится, вы раньше говорили, что вас вытолкнул из окна Чарли Чинк, — сказал Броди.

— Так мне тогда показалось, — тихим спокойным голосом отозвался преподобный Шорт. — Но позже я осознал: это сам Господь послал меня… Я испытывал желание ринуться вниз, но что-то меня удерживало, вот Господь и решил меня подтолкнуть. Он же поставил эту хлебную корзину, чтобы смягчить удар.

— Раньше вы говорили, это было Тело Христово, — снова напомнил Броди.

— Верно, — признал Шорт, — но с тех пор я пообщался со Всевышним и понял: то был хлеб. Когда я очутился в корзине и понял, что цел и невредим, мне стало ясно: Господь уберег меня от гибели, ибо, по Его замыслу, я должен совершить нечто — я не знал, что именно. Я спрятался в вестибюле внизу и ждал, когда же Господь надоумит меня, что делать. Я стоял сокрытый от посторонних взоров.

— Вы небось решили чуток отлить, верно? — спросил Гробовщик.

— И это тоже было, — признал Шорт. — У меня слабый пузырь.

— Неудивительно, — буркнул Могильщик.

— Пусть продолжает, — сказал Броди.

— Пока я ждал, что Господь меня надоумит, я увидел, как по улице идет Вэлентайн Хейнс. Я понял, что Господь хочет, чтобы я что-то сделал с ним. Я стоял и смотрел. Вдруг он подошел к корзине и лег в нее, словно решил поспать. Он лежал, словно покойник в гробу. Тут-то мне все стало ясно. Я открыл нож, спрятал его в рукав и вышел на улицу. Вэл увидел меня и сказал: «Я думал, вы там, на поминках». Я ответил: «Нет, я ждал тебя». «Зачем?» — удивился он. «Чтобы убить тебя во имя Господа», — сказал я, нагнулся и ударил его ножом прямо в сердце.

Броди обменялся взглядами с Гробовщиком и Могильщиком.

— Ну что ж, теперь все понятно, — заметил сержант и, повернувшись к Шорту спиной, цинично заметил: — Понятное дело — уцепиться за свое безумие.

— Я не безумен, а свят, — отозвался преподобный.

— Ясно, — сказал Броди и, обратись к стенографисту, распорядился: — Подготовьте экземпляр его показаний, чтобы он расписался.

— Будет сделано, — отозвался тот. Закрыл блокнот и быстро удалился.

Броди позвонил конвоиру и вышел из камеры с Гробовщиком и Могильщиком. В коридоре он обернулся к Могильщику и сказал:

— Вы правы: в Гарлеме люди совершают невероятные поступки по невероятным мотивам.

Могильщик только хмыкнул.

— Он действительно псих? — спросил Броди.

— Бог его знает, — отозвался Могильщик.

— Это зависит от того, что, по-вашему, означает быть психом, — уточнил Гробовщик.

— Он был сексуально озабочен и хотел замужнюю женщину, — сказал Могильщик. — Когда смешивается воедино секс и религия, получается безумие.

— Если он будет придерживаться этой версии, то выйдет сухим из воды, — сказал Броди.

— Да уж, — с горечью произнес Гробовщик. — Если бы карты легли чуть иначе, Джонни Перри загремел бы на электрический стул.