Читать книгу "Жизнь нежна - Галина Владимировна Романова"

— А при том, что Прохоров не помогать тебе хочет, а просто-напросто уложить тебя в койку! И теперь, когда Антон сидит, для него зеленый свет зажегся. Если только его интерес не вызван чем-то еще.

— Ах, вон вы о чем! — вспыхнула Полина. — Вот почему вы, Сергей, считаете меня слабоумной. Теперь понятно… И вот что я вам на это хочу ответить…

И следующие минут двадцать Хаустов слушал ее, открыв рот, и в завершение готов был аплодировать. И поверил даже в искренность ее, когда она, мило гневаясь, восклицала:

— Почему я должна обрастать мужскими пороками, как щетиной, Сергей?! Почему?! Многим женщинам нравится алкоголь и табак, а я не желаю пить и курить только потому, что это совершенно в духе времени. Да, это немодно, быть такой, как я. Ну и что?! Я не хочу принимать дружескую подлость за норму отношений лишь потому, что это так нужно теперь. Нужно, чтобы выжить, чтобы удержаться на плаву. У меня совершенно иные ценности, меня это вполне устраивает. Это устраивает моего мужа. Он именно это и любит во мне. Почему, скажите, я должна быть другой?! Быть опытной, искушенной, предугадывать, выверять каждый шаг? Меня не этому учили!

— А чему? — сумел он вставить.

— Меня учили не быть фальшивой! — выпалила она и добавила с горечью: — Тому проявлению чувств меня учили, которое сейчас не в чести.

И она замолчала, уставив глаза в стол.

Ему бы и восхититься такой нравственной планке, да подлым подвохом сидел в душе ее визит в милицию. Обижался он на нее за это и ничего не мог с собой поделать.

А она ведь и правда, побежав туда, думала, что поступает хорошо и правильно. И ничего подлого наверняка в ее порыве не было. Лишь желание защитить Антона, да еще желание избежать новых возможных жертв.

Он же страшен на самом деле — не пойманный до сих пор убийца, и она это понимала. Очень страшен и беспощаден. Жаль вот только, что она приняла Хаустова за него, очень жаль.

— Ладно. Мне пора, — проговорил Сергей, выбираясь из-за стола.

Ополоснул свою чашку, невзирая на ее протест. Поставил ее на место. Вытер руки вафельным полотенцем и, глядя Полине в макушку, та так и сидела, не поднимая глаз, проговорил:

— Извини меня, Полина. Извини за резкость, грубость. Но ты и правда ведешь себя порой, как…

— Юродивая, я помню, вы уже говорили, — перебила она его, подняв на него смятенный взгляд. — Тетка частенько заводила разговор о монастыре. Считала, что мне тяжело жить в миру. Считала, что место мое в келье. Но все дело в том, что это не мне тяжело с вами. А вам со мной! Почему? Почему я терпимо отношусь ко всему тому, что не приемлю. Стараюсь не обращать внимания, не заострять. А вы нет?! Вот вы тут говорили про Виталия… Может быть, в глубине души что-то и подсказывало мне, что его интерес ко мне не вызван одной лишь дружбой и в нем присутствует что-то истинно мужское, но… Но я не пыталась оскорбить его своими подозрениями. Вдруг они ошибочны? Вдруг неправильны? Вдруг это мое зарвавшееся самомнение, а у человека ничего такого и в мыслях не было. Как тогда быть?..

И правда святая, думал Хаустов, спускаясь в лифте. Либо святая, либо дура законченная, раз думает, что Прохоров видит в ней лишь подружку.

А, да ладно. Пускай каждый живет, как хочет. Только бы не создавали ему — Хаустову — проблем лишних своей высокой нравственностью и не пытались искренностью своих порывов потопить его, спасая кого-то еще. Кстати, а что это она там о чашке в помаде говорила? Кто же еще мог побывать в гостях у Крякина до них? Что за женщина, которая пользуется дорогой помадой?..

Глава 17

Прохоров лежал, глядел в сверкающую глянцем потолочную поверхность и лениво размышлял. Потом нехотя повернулся на бок, пошире распахнул глаза. Верка в обычной своей манере спала на спине, широко раскинув руки, разметав волосы по подушкам и вздернув вверх капризный подбородок. Странно, но вчера она легла спать в пижаме. Сначала истерила часа полтора, обзывала его сволочью. Затем вдруг оделась, и это на ночь-то, когда белым днем носилась по квартире голышом, и спать легла, отодвинувшись от него на самый край кровати.

А ему не до Веркиного настроения вчера было. У него самого голова трещала от общения с Тайкой Хаустовой. Где тут было вдаваться в эмоциональные перепады своей собственной супруги.

Нет, главное, пару недель назад начала с отдыхом к нему приставать. Давай, мол, махнем куда-нибудь. Плевать, мол, на следствие. Отец, мол, все уладит. Никто препятствий чинить не станет и все такое.

Виталий не стал отказываться. Поваляться на белом песочке никогда был не против. Отдыхать, опять же, — не работать. Да и с Полиной все чего-то застопорилось. Та либо не понимала его, ставших уже откровенными, намеков, либо делала вид, что не хочет понимать, а давить на нее он опасался. Спугнет птичку с ветки, тогда все усилия напрасны. Ничего, время терпит. Антоха сидит, и сидеть теперь будет долго. Никуда Полина от него, Виталия, не денется. А жену обижать не следовало. Да и к морю он ездить очень любил.

Короче, согласие на отдых он Верке выдал. Скрепил договоренность затянувшимся поцелуем. Доказал свое желание быть с ней везде и всегда…

И тут буквально позавчера, прекратив носиться по магазинам и скупать всю пляжную дребедень — шорты, майки, купальники, шляпки, которые потом распихает по комиссионкам, Верка вдруг затихла. Ходила вечером по дому мрачная, на вопросы его не отвечала, на шутки не реагировала, к откровенным заигрываниям с его стороны оставалась равнодушной. Он озадачился минут на десять, затем забыл.

А вчера случилась истерика. Нет, сначала случился звонок телефонный. Виталий подошел к телефону. Звонил мужчина. Попросил Веру. Он пригласил. Та схватила трубку, вякнула в развязной своей манере:

— Слуша-аю!

Брякнулась на диван, высоко задрав ноги и не заботясь совершенно, что голышом. Снова повторила: слушаю. И потом вдруг…

Она резко села. Побледнела, забормотала что-то, чего Виталий разобрать не смог. Он вышел из гостиной, а любопытничать, вернувшись, было как-то не очень. Затем Верка разговор закончила. Побродила тенью по квартире с полчаса, а потом начала голосить.

— Сволочь! Гадина! Все из-за тебя! Ты во всем виноват, скотина!.. Сколько я для тебя старалась, все напрасно! Этот подонок… Он всю мою жизнь искалечит, да!!

В чем конкретно она его обвиняет, Виталий так и не понял. Струхнул поначалу, подумал, что Тайка его сдала. Разговор-то у него двумя часами раньше очень интересный с той состоялся. Но нет, не подтвердилось. Про Полину Верка не заикнулась даже, все каким-то неопределенным и размытым было в ее истерике. Да и звонил ей мужчина. Голос Прохоров не узнал.

Потом жена оделась(!), легла спать, и теперь старательно делала вид, что спит, хотя проснулась, кажется, и его сумела разбудить своими протяжными глубокими вздохами.

Что же ее так опечалило, интересно? Проснулась непривычно рано, вздыхает. Чудно! Непохоже на избалованную Верку. Может, в историю какую вляпалась, осатанев от безделья? А что? Запросто! Пару месяцев назад под дурью домой завалила, все ныла, чтобы он папе не рассказывал. А ему надо?