Читать книгу "Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941 - 1943 - Гельмут Пабст"

Противник не может обойтись без этих огней. В таком суровом климате без крыши над головой, все время шагая в неизвестность, постоянно без сухой обуви и сухой одежды, без поставок хлеба и с орудиями, которые не продвигаются вперед, потому что мосты взорваны и дороги разбиты немецкими колоннами. Так что приходится зажигать ночью огни, а из-за чрезмерной усталости не приходит в голову, что кто-то, как зловредное насекомое, летает в небе, направляя снаряды так, чтобы они ложились на огни.

Звезды меркнут во взметнувшемся вверх огне, заполнившем млечно-синее небо. И снова несравненный калейдоскоп цветов от огней последних из оставшихся деревень перед главным огневым рубежом. Воздух настолько неподвижен, что почти ощущаешь ужасный жар. Затем, через несколько часов, огни меркнут и исчезают в синеве ночи, придавая ей темно-красный и фиолетовый оттенки.

22 марта 1943 года мне было присвоено звание лейтенанта, которое считалось действующим с 1 марта. Еще не было уточнено мое старшинство в ранге, но в настоящий момент мне дали в подчинение отделение артиллерийской инструментальной разведки в старом полку.

В последние несколько дней противник медленно просачивается в районы, которые мы для него подготовили. Вечером 21-го роты на передовых опорных пунктах были оттянуты назад к общей линии обороны, и теперь мы начали артобстрел. Сегодня ночью впервые небольшая группа противника обошла аванпост и ринулась на наши проволочные заграждения. Они потеряли восемнадцать человек убитыми, и еще двое были взяты в плен. Постепенно фронт оживает. Вступают в бой пулеметы, минометы и противотанковые орудия противника. Наши собственные орудия заглушают все. Их грохот мощнее, чем что бы то ни было, а траектории полета снарядов направлены на цель, подобно лучам солнца, сфокусированным в линзе.

Сегодня одной из наших сторожевых застав был захвачен офицер штаба артиллерии русских. Штабисты ехали вслепую на одну из позиций на грузовике. К несчастью, они уже миновали пулеметные позиции и были расстреляны, так что грузовик был разбит вдребезги. Однако один из них – адъютант одного из высших офицерских чинов в артиллерии – сдался нам; он выдал нам важные детали о противнике, так же как и обнадеживающие подробности об успехе нашей обороны.

Конец марта. Дует влажный ветер при низко нависших облаках, и в траншеях полно воды. Снег с каждым днем становится все более скудным. Как только оттаивает верхний слой почвы, снег растворяется в грязной жиже и нависает над твердой землей под ним. Доставка боеприпасов становится затруднительной. Тяжело приходится лошадям. Наши ежедневные затраты в десять раз выше, чем у противника, который пока что успел подтянуть несколько легких пехотных орудий. Сегодня мы снимаем наш аванпост.

Я сижу здесь и записываю все это для военного дневника части. События, даты, действующие лица. Это не захватывающая работа. Тут на столе подборки и замечания, накопившиеся за месяц, а маленькая пишущая машинка стоит посередине в ожидании работы. Сегодня мне вовсе не хочется этим заниматься. Маленький клоп бежит через стол при дневном свете, и вот от него уже остается только красное пятно. Но их еще очень много, крошечных, подвижных, таких же маленьких, как осенние паучки, и темных, мерзких, которых мы прокалываем и чьи брюшки разбухают на пламени свечи, прежде чем лопнуть. Часто мы вскакиваем со стульев и срываем с себя кители, потому что все-таки еще один маленький мерзавец сидит на стойке воротника.

Моя депрессия продолжалась до тех пор, пока меня не развлек разговор одного из солдат в соседней комнате с Вильгельмом, нашим добровольным помощником. Вильгельму пятнадцать лет, и он присоединился к нам в Ржеве. Он убежал от матери, и теперь немецкие солдаты воспитывают его по-своему – грубовато и по-отечески. Они разговаривают с ним на своем языке, и слушать это забавно. «Куда это годится? – говорят они ему. – Когда ты умывался в последний раз? Вчера? Иди умываться! Пойди принеси воды, эй ты, русский!» И Вильгельм смеется и уходит. Он подрос, и лицо его заметно округлилось.

Он смеется, и у него сужаются глаза, а ночью он спит у ног солдат сном пятнадцатилетнего.

Иногда говорят, что война делает людей недисциплинированными и жестокими, что солдатам бывает трудно однажды вернуться к размеренной жизни. Это чепуха. Это верно, что война нарушила прежний порядок вещей внутри нас и потребовала переоценки ценностей. Она притупила нашу чувствительность подобно тому, как все замораживает мороз. Но столь же правомерно сказать, что она делает людей проще и лучше, что она очищает душу, потому что война открыла нам ценности, которые имеют значение, когда все остальное рушится, такие как человечность, сопереживание, товарищеские отношения между людьми.

С трех часов утра наш телефон трезвонит не переставая. Неприятель атакует по всей линии фронта. Он как будто не понимает, что теперь наступает на рубеж, который будет удерживаться. Иначе не объяснить его жалких усилий. Это верно, что активизировалась артиллерия, ведущая интенсивный огонь, и его «катюши» тоже уже подтянуты. Но вряд ли он может позволить себе достаточно большой расход боеприпасов, чтобы вести продолжительный обстрел. Невозможно организовать систему снабжения в течение одних только суток на опустошенной местности с взорванными мостами, подорванными железнодорожными путями и с дорогами, утопающими в грязи. Так что пусть подходит. Мы не обеспокоены.

В течение ночи небольшие силы противника прорвались на нашу позицию и были отброшены контратакой тридцать минут спустя. Все прочие атаки были отбиты, и с середины дня иван немного успокоился.

Наши наблюдатели имеют возможность просматривать дороги снабжения и районы сосредоточения противника; воздушное наблюдение, которое ведется с утра, довершает остальное. Пока поступают боеприпасы, у нас больший простор для действий; иван ни разу не мог сказать свое слово в ответ. Его дивизии – это те самые, которые встретили нас у Ржева, и еще несколько. Все говорило о том, что их пять плюс два артиллерийских полка. Артиллеристы за последние несколько дней подвезли солидное число орудий, но стрелковые дивизии плохо оснащены артиллерией. В любом случае Ивану следует знать, что у него ее недостаточно для штурма, даже если он рассчитывает на жалкие остатки танковой бригады, о которых едва ли стоит говорить. Для того чтобы мы могли воспринимать его серьезно, ему придется подтянуть гораздо больше пушек и не экономить на бронетехнике.

Поскольку я был предоставлен самому себе в эти утренние часы, то подумал, что мог бы воспользоваться машинкой для беседы с тобой. Не нужно слишком ломать голову, когда печатаешь, и обстановка так подходит для этого нынешним утром, когда наконец подул свежий ветер и вновь засветило бледное солнце. Желтое прошлогоднее жнивье образует цветные пятна на полях, и на них, прежних колхозных полях, появились первые ростки. Последние островки снега в теневых местах уже не в счет.

Это такие дни в году, когда мы вдруг ощущаем, что силы природы опять в действии, что наше поле тоже опять будет вспахано, чтобы приносить новый урожай. Это проявление милости Божьей после прошлых забытых Богом месяцев. И сегодня поэтому у меня легко на сердце.

По ту сторону, на вершине коричневого холма, два человека ходят с тяжелыми жердями. Они несут их на согнутых спинах, и жерди через их головы концами направлены в небо, подобно жердям местных колодцев-журавлей. Все это производит на меня впечатление настолько, что достойно того, чтобы написать и рассказать тебе об этом. Не знаю, интересно ли тебе об этом узнать, о черной, глубокой борозде, которую проделал трактор на этом бедном поле жнивья, о маленьком оазисе тепла на дне русла высохшей речки, о жаворонке над полем или о цветущем кусте орешника. Знаю только, что они могут сказать мне кое-что в этой сельской местности, которая так скупа на красоты. «Как ты можешь так долго выдерживать пребывание здесь?» – спросил меня один из прибывших с Южного фронта некоторое время назад. Но это очень просто: если у тебя нет изобилия, приходится довольствоваться малым, и один цветок может значить больше, чем целая цветочная клумба.