Читать книгу "Вандал. Книга 3. Черные плащи - Андрей Посняков"

И в самом деле, вскоре путники вышли на небольшую округлую площадь, к которой по прилегающим улочкам стекался народ и исчезал за деревьями, у высокого глухого забора. Но шли не в ворота, а ныряли в небольшую калиточку, от которой вилась тропинка по саду.

— Это дом судьи, — обернувшись, тихо пояснил Сульпиций. — На него никто не подумает, да и стражники сюда не суются. Во-он туда проходите, где лестница.

Низенькие замшелые ступеньки вели вниз, в небольшую подземную залу, где темноту слегка рассеивали таинственно мерцающие свечи. Народу собралось не так много: может, дюжины три, вряд ли больше. От скопления людей, от жарко горящих свечей и лампадок внутри храма было довольно тесно и душно. Собравшиеся негромко переговаривались, раскланивались — наверняка все здесь были довольно близко знакомы.

— Прошу простить…

Какой-то парень невзначай наступил Саше на ногу и, вежливо извинившись, встал чуть позади Марии. Кашлянул. Девушка обернулась. Парень улыбнулся, наклонил голову, что-то сказал — это был красавец лет двадцати с густыми темно-русыми кудрями и небольшими усиками, этакий добрый молодец.

Мария не успела ему ответить — отдаваясь под сводами, на всю залу вдруг прозвучал голос:

— Слава Иисусу Христу, мы вновь с вами вместе, братья мои и сестры!

Священник с бритым одухотворенным лицом и длинными темными локонами улыбнулся, начиная литургию, и продолжил уже торжественным и серьезным тоном. Поверх длинной, белого цвета староримской туники, которая называлась «альба», плечи его покрывала богато расшитая золотом риза — казула, надеваемая только для мессы, главного католического богослужения, во время которого совершалось великое таинство евхаристии, когда хлеб и вино превращались в Тело и Кровь Христову. Под самым сводом висело распятие, на алтаре тускло сияла золотом церковная утварь — чаша и патена, тарелочка для священного хлеба-гостии.

— Отец Иннокентий, — тихо шепнул на ухо Александру Ксан и неприязненно покосился на стоявшего позади Марии доброго молодца. А тот, однако, стоял уже не позади, а рядом!

Священник быстро читал молитву на хорошей латыни, которая многим здесь собравшимся наверняка была уже не очень понятна, поскольку сами прихожане говорили на так называемой вульгарной латыни, засоренной германизмами и деталями простонародного говора.

— Аминь!

— Аминь!

Кто-то клал поклоны, кто-то опустился на колени, кто-то крестился, вовсе не так, как представлял себе Саша, а касаясь сложенными пальцами сначала лба, потом губ и груди. Приноровившись, молодой человек стал креститься точно так же и, скосив глаза, увидел, что Нгоно и Весников последовали его примеру.

Отец Иннокентий вел себя как добрый родитель в окружении почтительных детей, сильно пахло благовониями, таинственно мерцали свечи, и Сашу вдруг охватило ощущение причастности к чему-то такому, великому, непознаваемому и прекрасному, что даже нельзя было высказать вслух — не хватило бы слов!

А потом еще запел хор! О, как нежны были детские голоса, не хуже, чем у знаменитого французского хора «Vox Angeli». Как благостно пели дети, как торжественно славили Иисуса Христа и Святую Деву!

Александр молился вместе со всеми, прося у Господа помощи в столь многотрудном деле, молился вполне искренне, несмотря на то что был православным, а не католиком. Впрочем, в эти времена церковь еще не разделилась.

Мерцание свечей, золотая утварь, слезы на глазах всех собравшихся, торжественное облачение священника и нежные, ангельские детские голоса — все это создавало такую атмосферу, насквозь пронизанную благоговением и сознанием причастности к Господу, что и Саша не выдержал, прослезился, вместе со всеми повторяя:

— Аминь!

Месса длилась недолго, минут сорок, но за это время все эти люди, тайные кафолики, явившиеся на литургию, стали для Александра родными. Впрочем, наверное, не только для него — подобные же чувства испытывал сейчас и Нгоно… и даже Весников… Нет, Весников, похоже, ничего такого не испытывал, лишь, любопытствуя, крутил головой.

Уходя, люди целовали Библию, а многие — и друг друга…

А тот добрый молодец — Марию. О, как он припал к губам девушки! Пусть не надолго, всего на чуть-чуть, можно даже сказать — едва прикоснулся. И все же, все же… Как Мария посмотрела на него, о, какими глазами! А парень не спешил уходить, вот наклонил голову, что-то шепнул…

— Мария! — выйдя на улицу, строго воскликнул Сульпиций. — Нам пора. Не забудь — тебе еще надо на рынок.

— Я помню, все хорошо помню, дядюшка.

— А можно и мне с тобой? — тут же подскочив к девушке, напросился Ксан.

— Тебе? — Мария обернулась с улыбкою. — Что ж, пойдем, коли ты ничем не занят.

— Нет-нет, ничем.

Александр лишь завистливо ухмыльнулся — везет же некоторым! Никаких забот, бездельничают себе, чем хотят, тем и занимаются.

А вот у Саши и его команды еще были дела, и к главному из них, к слову сказать, они еще и не приступали. Хотя, с другой стороны, так скоро и не могли. Удалось на какое-то время закрепиться, кое-что прояснить — и то уже хорошо.

Со стариком Сульпицием договорились о постое на неделю, а потому, само собой, требовались средства на жилье и питание. Да и поискать другое пристанище — и это было, пожалуй, самое трудное в условиях всеобщего доносительства и слежки, культивируемых правящими кругами.

— Понимаете, если вы будете жить здесь слишком долго — примелькаетесь соседям, — ничего не тая, пояснил Сульпиций. — Начнутся расспросы, кое-кто — если не каждый второй — донесет… Тапс — городишко маленький, все на виду! В Карфагене, конечно, такого еще нету — слишком уж много людей, пожалуй что, триста тысяч! Уж в таком городе можно затеряться.

Карфаген… Вообще-то туда и нужно было двигаться, чувствовал Александр, именно в Карфагене сходятся все ниточки. Там Гуннерих, его двор и те, кто всем этим управляет. Итак, оставалась неделя, и за эту неделю требовалось каким-то образом раздобыть денег на дорогу, на худой конец, договориться с каким-нибудь попутным судном, выдав себя за команду опытных моряков. Впрочем, так оно и есть: сам Саша на морском деле собаку съел, а Нгоно и Весникова можно научить. Здешняя парусная оснастка — не бог весть что, любому подвластна.

В самом же Карфагене будет шанс использовать и второй талант Александра, точнее сказать — хобби: искусство приготовления пищи, самых изысканных и дорогих блюд.

Вот такие пока были планы, когда Саша, Нгоно и увязавшийся за ними Весников — ну а куда же его девать? — отправились в торговую гавань Тапса. По местному времени на дворе еще стояло почти лето — сентябрь, однако следовало спешить: уже во второй половине октября редко кто из купцов отваживался пуститься в плавание. Сезон морских перевозок и пиратства заканчивался, дабы возродиться в марте. Правда, некоторые кораблики могли спокойно ходить и зимой, скажем, бригантина или какая-нибудь шхуна, марсельная, гафельная — любая. Кстати, про них сейчас и надо бы спросить — любому моряку необычное судно наверняка запомнилось.