Читать книгу "Темные силы - Елена Топильская"

После их ухода я неимоверным усилием воли заставила себя открыть сейф, достать дела на сроках и написать туда кое-какие бумажки. Подчисткой «хвостов» я героически занималась до обеда, пока отвращение к этой деятельности не захватило меня целиком. И когда я засовывала бумаги обратно в сейф, на глаза очень своевременно попалась копия моего выстраданного ответа Марине Маренич.

А не улизнуть ли мне в морг под благовидным предлогом личного вручения этого письма, пришла мне в голову спасительная мысль. Я доплелась до приемной, с облегчением узнала, что письмо еще лежит в отправке, а начальник на коллегии в городской прокуратуре. И хотя, по словам Зои, он велел всем к его возвращению быть на своих местах и дожидаться, пока он не доведет до сведения коллектива руководящие решения коллегии, я записалась в журнал учета ухода и пошла к остановке маршрутки.

Было пасмурно, и солнце, тускло просвечивающее сквозь рваную дымку облаков, почему-то ужасно напомнило мне луну, пострадавшую вечор в пьяной драке, и мой жуткий сон, в котором фигурировал безуспешно разыскиваемый мной сатанистский идеолог.

Вдруг потемнело еще больше; подошла маршрутка, народ стал проталкиваться в ее узкое чрево, меня пихали со всех сторон, и среди толпы мне стали мерещиться зловещие фигуры в сутанах. Я крутила головой во все стороны, успевая заметить, что та фигура на самом деле была молодым человеком в длинном темном плаще, а эта — дамой в вязаном кардигане до пят. Обман зрения; или с головой что-то не то?..

В маршрутке, затиснутая в угол потным дядькой, я соображала: интересно, а в Церкви Сатаны есть какая-нибудь униформа для персонала? Почему-то опять мерещилась дурацкая сутана и чей-то здоровенный зуб вместо креста на цепочке.

В морге я пробилась к служебному входу сквозь скорбно молчащую толпу родственников усопших, и пошла по длинному, пахнущему формалином коридору мимо дверей с табличками. Марина, хоть и исполняла обязанности заведующего, осталась сидеть в своем кабинете, за столом напротив моего мужа.

Оба обрадовались, вскочили и захлопотали. Сашка поставил чайник, а Марина достала завернутые в кальку пироги собственной выпечки. Они сдвинули со стола рентгеновские снимки костей и фотографии рваных ран, вместо салфеточек разложили чистые экспертные бланки со схемой человеческого остова, на которых рисуют расположение повреждений на трупе, и мы славно почаевничали, после чего я вручила Маринке письмо прокурора с моими извинениями.

— Не переживай, Маша, — утешила меня Марина. — Мы все к идиотизму привычные.

— Ничего подобного, — возразила я. — Мне посчастливилось некоторое время проработать в атмосфере здравого смысла. И привыкать к тому, что здравый смысл — это плохо, а идиотизм — хорошо, я не собираюсь.

Как всегда, когда я оценивала изменения, произошедшие в родной конторе, я расстроилась; Сашка, внимательно на меня поглядывавший, встревожился, но тут, к счастью, очень вовремя на огонек забрел толстый, но милый эксперт Панов. Он рассказал пару сомнительных анекдотов с танатологическим душком, после чего разговор перекинулся на события последних дней, причем эксперты проявили полнейшую осведомленность. Я укоризненно посмотрела на Сашку, но Марина, уловив мой взгляд, тут же на меня накинулась:

— Что ты зыркаешь? Что ты на него зыркаешь? Ты хотела, чтобы он молчал в тряпочку? Мы, между прочим, за тебя переживаем! И придурка этого надо ловить, а то он таких дел наворочает!

— А толку? — возразила я. — Толку ловить его, если потом все равно придется отпускать?

— Маша, а ты не хочешь с психиатрами поговорить? — спросил Панов, шумно прожевав гигантский кусок пирога. — Марина, а ты капусту ошпариваешь для начинки, или тушишь? —попутно уточнил он.

Марина отняла у него последний ломоть, завернув его в кальку и вручив мне:

— Это Лешечке Горчакову. Довезешь? Интересно, кто из них больше ест: Лешечка или этот оглоед? — она кивнула на Панова, который запил пирог бадьей горячего чая и теперь отдувался, как кит, которого выбросило на берег.

— Конечно, Горчаков, — убежденно сказала я. — В природе вообще не существует человека, который бы ел больше, чем Лешка.

— Поняла? — победоносно взглянул на нее Панов. — Я вообще как птичка клюю… Так ты капусту ошпариваешь, скажи?

— Конечно, ошпариваю, — ответила Марина. — Так больше витаминов остается, и вкусовые качества лучше.

Я попросила у мужа полиэтиленовый пакет и, снабдив сверток дополнительной упаковкой, сунула в сумку, а потом повернулась к Панову.

— Панов, ты считаешь, что мне пора к психиатру? Это ты профессиональным взглядом определил?

— Да я не про тебя, дурочка. Я про этот ваш персонаж, который имеет обыкновение писать кровью. Учти, что обмакнуть перо можно только в свежую кровь, потому что буквально через полчаса она уже свернется.

— В свежую рану тоже можно, — добавила Марина, — разрезал кожу, макнул перо и пиши.

— А если добавить чего-нибудь в пробирку с кровью? Сколько ее можно с собой таскать, пока она не свернется? — спросила я, представляя себе, как персонаж, пришедший на подписание договора, достает из чемодана связанную женщину с заклеенным скотчем ртом, раскладывает ее на столе, говорит партнерам: «Сейчас, одну минуточку, я только ручку заправлю», и макает перо в свежий надрез на бедре жертвы. И куда потом женщину девать? Как говаривал писатель Родионов, селедку следует вымачивать в коньяке, только куда потом девать коньяк?

— В принципе можно, но в образцах никаких химических препаратов не нашли, — обрадовал меня Сашка.

— Маша, я серьезно тебе говорю: пообщайся с психиатрами, — вступил Панов. — Эта идея с кровавыми письменами в принципе не нова. Помнишь дело Шаталова? Семьдесят девятый год…

— Да откуда она помнит? — удивилась Марина. — Я и то не помню.

— Что значит «я и то не помню»? — удивилась я. — Ты же младше меня.

— Здравствуйте! Это ты меня младше.

Мы немного попрепирались на тему, кто младше, а кто старше, причем Панов и Стеценко подсвистывали и подзуживали, как болельщики вокруг ринга. Стеценко отметил, что это — беспрецедентный случай: две дамы спорят из-за возраста, при этом каждая доказывает, что это она старше.

— Это все равно, как если бы мужики бились, у кого меньше, — хихикнул Панов, а Марина на него цыкнула.

— Ладно, хватит базарить, соплячки! — наконец гордо бросил нам Панов. — Слушайте дедушку! У этого Шаталова нога была сухая, и бабы от него нос воротили. Но голова у него варила, и манерам был обучен. Пудрил мозги разным доверчивым барышням, приглашал домой на чашечку кофе, и альбомы по искусству посмотреть. Ими в голову не приходило, что этот мозгляк в шляпе может быть опасен.

— А дома подсыпал, небось, чего-нибудь в кофе? — прозорливо заметил Сашка.

— Ну конечно. Подсыпал сильнодействующее снотворное, девушка головку к подушке приклонит, а он ее, бесчувственную, разложит и оприходует, да еще и сфотографирует в похабных ракурсах. Потом оденет, приведет в порядок и сделает вид, что не заметил, как она от рюмочки коньяку задремала.