Читать книгу "Записки мертвеца: Часть II - Георгий Апальков"

извозился в крови своей жертвы с ног до головы. Возможно, его жертва всё ещё где-то там, наверху, следует по стопам своего бывшего мучителя, чтобы уже вместе с ним наброситься на меня — на их уже общую новую добычу. Потому медлить и мешкать было нельзя. Свободной рукой я достал молоток. Мертвец толкал меня, и мне больших трудов стоило держать равновесие. Я занёс руку с молотком и изо всех оставшихся сил ударил заражённого в висок. На мгновение он ослабил хватку. Этого мгновения мне хватило, чтобы переломить ситуацию в свою пользу и прижать его к двери одной из квартир. Затем, по-прежнему крепко держа его за горло, я нанёс ещё один удар. Потом ещё. И ещё. И ещё. Он уже обмяк, в голове его зияла дыра, а я всё бил и бил, рассчитывая, что с каким-то из новых ударов ко мне, наконец, придёт уверенность, что всё кончено. Что он мёртв, и я теперь могу отпустить его горло. Но даже когда половина его головы превратилась в кровавую кашу из мозга и кусочков кости, я всё равно замахнулся, чтобы ударить его ещё раз. А потом — отпустил, и тело рухнуло на бетонный пол.

Я направился вверх по лестнице. На пролёте между четвёртым и пятым этажом, возле мусоропровода, я увидел ещё одно тело. Оно лежало навзничь, словно бы показывая всему миру своё выеденное до позвоночника брюхо, и не могло встать. Это была женщина. Она посмотрела на меня из темноты чуть поблёскивавшими глазами, и мне вдруг стало жаль её. Захотелось плюнуть на всё и дать ей того, чего она хочет, но никак не может получить. Она тянула свои руки ко мне и изо всех сил напрягала шею, рассчитывая таким образом дотянуться до своей цели. Остальное её тело оставалось неподвижным. Я подошёл к ней и сделал с её головой то же самое, что сделал с головой её убийцы. Потом, наконец, поднялся на нужный этаж и постучал в нужную дверь.

Что тут скажешь? Имеет жизнь интересную особенность переворачиваться с ног на голову. Такое чувство, что порой кто-то, кто имеет власть над нашими судьбами, хочет нам что-то доказать. А может, жизнь — это хаотичная последовательность событий, ни как сущностно не связанных между собой, и все нравоучительные выводы из тех или иных ситуаций мы делаем сами, кладя внахлест друг на друга то, что на самом деле друг с другом никак не соотносится. Бог его знает. Или чёрт его знает. Моё мнение — ни того, ни другого не существует за пределами нашего умозрения и языковой картины мира. Бог есть — это совершенно точно. Но есть он только покуда существуют люди, выстраивающие свою жизнедеятельность с оглядкой на этого самого бога и на веру в его незримое присутствие где-то там, за пределами видимой Вселенной. С чёртом всё то же самое. Не станет людей — не станет ни бога, ни чёрта.

К чему я это всё? Так, просто в очередной раз задумался о насущном: о смерти, о взаимосвязанности событий, о «возвратности» всего того, что мы делаем для других и того, как мы поступаем с нашими ближними. Когда я только-только пришёл к Ире, они долго не хотели меня пускать. Не могли понять, что я — это я. Лицо моё было испачкано кровью, одежда местами разодрана, словом — выглядел я неважно. Пришлось доказывать им, что я не ходячий мертвец и не бродяга с улицы, попавший в передрягу. Но на этом всё не закончилось. Даже когда все — Ира, её мама и папа, — узнали меня, Леонид Николаевич вдруг уверился в том, что меня просто не могли не укусить. Даже когда я смыл с себя грязь, пот и кровь, даже когда дал ему осмотреть всё своё тело, прежде прочего сделав это самостоятельно — даже тогда он оставался убеждён в том, что я опасен. Что раз кровь заражённого попала на моё лицо, значит попала и на слизистую глаз, носа или рта, или хотя бы в те маленькие ранки и царапины на лбу, которые я заработал, когда бился головой о лобовое стекло и руль. А раз так, то, неровен час, и я превращусь в одного из них. Он был уверен, что зараза уже в моей крови, раз я вступил в контакт с носителями вируса, и что скоро я стану проблемой. Я пытался спорить и приводить свои доводы, но всё было впустую. Весь первый день у Иры я провёл в изоляции в отдельной комнате и виделся с ней только мельком, когда пришёл. Уже под вечер Леонид Николаевич проверил меня и, убедившись, что моё самочувствие с утра никак не поменялось, разрешил мне выйти наружу, поняв, что со мной всё-таки всё нормально.

Сегодня мы с ним ходили на поиски машины, на которой мы могли бы добраться до выезда из города, чтобы там встретиться с группой из Фаренгейта. Не буду в красках описывать нашу вылазку: времени сейчас нет, да и настроение не то. Я предложил дойти дворами до той улицы, на которой находилась та большая аптека. Там, на дороге, решил я, наверняка будут брошенные тачки с оставленными в замке зажигания ключами. Через дворы мы пробрались без приключений. Когда мы оказались на той улице, Леонид Николаевич заприметил открытый минивэн на парковке перед аптекой. Сначала я не догадался сложить два и два, и просто последовал за ним. Но потом меня осенило. Я вспомнил, что это тот самый минивэн, возле которого стоял человек, окрикнувший меня, пока я бежал сломя голову мимо, много дней назад. И что, если он и жил здесь, в этой большой аптеке, то он не мог вернуться внутрь, оставив тачку открытой. И что, если он не жил в аптеке, а просто заехал сюда тогда, чтобы запастись лекарствами, то почему он до сих пор не уехал?

— Леонид Николаевич, погодите!